Сергей Фомичёв: Все косяки мироздания

– Вы бы хоть в собственном подъезде батареи не свинчивали, – раздражённо сказал Ухтомский, обращаясь прежде всего к Чё, так как с Маугли спрос всегда был невелик.

Однако, не обнаружив трупа, он всё же вздохнул с нескрываемым облегчением.

– А чё? – пожал плечами сосед. – Пятый этаж же. Там давно никто не живёт.

– Не живёт, – согласился Ухтомский. – Но вот когда включат отопление, то зальёт всех. Начиная с тебя, между прочим.

– Я соединил трубы. Чё ты? С паклей и всеми делами. Да всё путём, не парься. – Чё махнул рукой, потом пожал плечами. – К тому же отопление не включат. Баста, карапузики! Конец нашему городку! Растащили до донышка.

– Типун тебе на язык, – отреагировал машинально Ухтомский. – Такие вот и растащили.

– А чё?! – усмехнулся Чё. – До основания, а затем,… как говорится.

Несмотря на свои тридцать пять лет, он всё ещё играл в революционера. Строил дерзкие планы, искал новый революционный класс или хотя бы суррогат такового среди бомжей и городских дикарей вроде Маугли, сочинял воззвания и раскидывал их по почтовым ящикам, нисколько не смущаясь тем фактом, что ворох бумаг из почтовых ящиков перемещается абсолютно нечитанным прямиком в пункт приёма макулатуры.

Практическая же деятельность Чё ограничивалась в последние год-два тем, что он время от времени тырил продукты из супермаркета. Урон для мировой экономики от таких вылазок конечно же был невелик, но и эта непримиримая борьба с капиталом закончилась сразу, как только единственный на весь город супермаркет закрылся.

Маугли молчал, равнодушный и к революции, и к украденной батарее. Никакое дело не могло овладеть им в степени достаточной для переживания. Он никогда не отказывался помочь товарищам, даже если те предпринимали какую-то, с его точки зрения, совершенную глупость, однако, всякий раз, как и сейчас, выглядел отстранённым, как будто отсутствовал в этой реальности. Чё наверняка попросил парня помочь дотащить батарею и Маугли не отказал. Но и застигнутый на краже Ухтомским, вины отнюдь не чувствовал. Молодой дикарь принадлежал будущему, в то время как Чё слишком уж задержался в прошлом.

А ты? Где твоё место, Ухтомский? В настоящем? Вряд ли. Оно вовсе не выглядит привлекательным. По крайней мере, он не стал бы сражаться за такое настоящее с горячностью Чё, и не хотел воспринимать его как данность подобно Маугли. Если его место и в настоящем, то не в этом, а в каком-нибудь альтернативном настоящем, какое могло сложиться, но так, увы, и не сложилось.

– Помоги, чё стоишь? – неожиданно наехал Чё на задумавшегося соседа, будто тот с самого начала был в деле. – Тяжёлая, блин.

***

Разрабатывать свою великую теорию Ухтомский начал с обычных жизненных наблюдений.

Каждую зиму на скованных льдом реках рубятся проруби. Чаще не рубятся, собственно говоря, а пилятся бензопилами, но это не имеет значения. Затем проруби освящаются иерархами церкви и нарекаются Иорданями. Наступает Крещенье. Странный для северных широт праздник, приходящийся, случайно или нет, кто разберёт, на самые лютые морозы. Они так и называются – крещенскими. Несмотря на это обстоятельство тысячи паломников стекаются к купелям и погружаются в них с головой, смывая с себя накопившиеся за год грехи.

И вот ведь что интересно: до Ухтомского никто даже не задумывался, куда всё это смытое дерьмо потом девается? А стоило бы задуматься. Дерьмо ведь не может пропасть просто так, бесследно. Законы природы не позволяют. И ладно бы дело касалось одного какого-то культа. Планета перетерпела бы. Но подобное происходит повсеместно и тянется с седой древности. Миллионы людей очищают себя в Ганге на всём его протяжении – от чистых ручейков в Гималаях, оккупированных монастырями, до перенаселённой и грязной дельты. А во что за две тысячи лет превратился Иордан? А ведь до того были другие реки и другие источники загрязнения.

Было бы ещё полбеды, если бы смытое с людей дерьмо просто сплавлялось по рекам, собиралось в глубоководных впадинах и, в конце концов, превращалось бы там, например, в нефть. Нефть потом извлекали бы с помощью морских буровых платформ, и дерьмо, таким образом, возвращалось бы в оборот. Осветительные приборы, двигатели внутреннего сгорания, нефтехимия, войны. Обладая определённым типом фантазии, можно было бы даже предположить, что дерьмо поглощает какой-нибудь Ктулху, или гигантский кракен, или иной мифический персонаж, живущий в океанских глубинах. И вот он собирает человеческое зло и копит его, чтобы выплеснуть в мир в часы эсхатологического финала.