Алексей Рыбин - Черные яйца

Огурцов тяжело вздохнул, посмотрел с завистью на сидящих за соседними столиками девушек – в первую очередь, потом – на юношей – все они пили пиво, коньяк или элементарную водку, – и заказал себе кофе.

«Хорошо бы сейчас нажраться, – подумал он, прихлебывая «Эспрессо». – Вон с той девушкой, длинноногой. Нажраться, начать анекдоты рассказывать, за бока ее хватать. А потом – к ней поехать. Или в гостиницу. Денег на гостиницу хватит. Почему нет? Да только у нее наверняка дома папа с мамой, в гостиницу она с незнакомым мужчиной потасканного вида не пойдет, а мне пить нельзя. В бильярд, что ли, попробовать? Да ну его на хрен».

– Позволите компанию составить? Низкорослый, плечистый мужичок с очень ухоженным лицом, отличной стрижкой, распространяющий вокруг себя запах хорошего одеколона, вырос рядом со столиком Огурцова. Одет был мужичок в традиционный для бизнесменов и бандитов средней руки просторный черный костюм и ботинки, почему-то из крокодиловой кожи. Ботинки никак не вязались с общим обликом странного господина. Огурцов быстро прикинул, что обувка эта стоит на порядок дороже, чем весь гардероб коренастого.

– Ради Бога, – лениво ответил он и отвернулся.

– Винцом не угостишь? – вдруг спросил мужичок, присевший напротив Огурцова.

– Что?

Саша удивленно повернул голову и уставился на странного соседа.

– Винца, говорю, не нальешь, бригадир?

Мужичок улыбался. Огурцов никогда не любил банальных фраз вроде «он улыбался, но глаза его оставались холодными». Ничего похожего. Человек, если улыбается, – то улыбается всем лицом. Он может быть злобным типом, может радоваться несчастью другого, но если он радуется – то радуется. От души. А если «глаза оставались холодными» – то он и не улыбается вовсе. Так просто – рожи корчит.

Сосед Огурцова улыбался. Искренне.

– Я не понял. Это вы мне?

– Огурец, слушай, короткая же у тебя память.

– Я, право... – забормотал Огурцов, – я, честно говоря... Напомните, пожалуйста... Извините...

– «Ленфильм» помнишь?

– Ну...

Огурцов начал судорожно перебирать в памяти лица знакомых режиссеров, актеров, светотехников, гримеров – несть числа лицам, которые он перевидал, пока трудился на киностудии.

– Э-э-э...

– Троллейбус-то забыл наш?

– Миша Кошмар!

– Михаил Васильевич, – корректно поправил его Миша Кошмар. – Ну, наконец-то.

– Господи... ты изменился, Миша... Прости, Михаил Васильевич.

Огурцов вдруг почувствовал себя неуютно.

– Да и ты, Огурец, заматерел слегка. Был-то полным сопляком. А в людях вообще не разбирался. Сейчас, не знаю – может, насобачился... Хотя – вряд ли. Такому не учат. Такое либо есть у человека внутри, либо нет. И ни зона этого не даст, ни война, ничто.

– Да-да... – неопределенно протянул Огурцов. – А ты... То есть вы, как сейчас?

– Что это – «как»?

– Ну, где работаете? Чем занимаетесь?

– Чем занимаюсь? Троллейбусы впариваю разным козлам, – ответил Миша Кошмар и вытащил из кармана пачку «Кента». – А если серьезно, то контора у меня.

– Контора? – Огурец еще сильнее ощутил уже почти физическое неудобство от присутствия этого неприятного ему гостя из прошлого. Явно криминальный тип. Мешает отдыхать. Нигде покоя нет – ни дома, ни в клубе... Только, разве, в «Катькином садике». Да и то – покой относительный.

– Контора, – подтвердил Миша Кошмар. – А ты, я вижу, как был босяком, так и остался.

– Послушай, Миша...

– Михаил Васильевич, – снова улыбнувшись, сказал Кошмар.

– Да. Конечно. Это все хорошо. Все замечательно. Я все помню, конечно. Только, Михаил Васильевич, я сейчас не в настроении беседовать. Да?

Он постарался посмотреть на Кошмара так, как смотрели на врагов герои его романов, – жестко, пристально, убедительно и т. д. и т. п.

Кошмар пожевал губами.

– Да... Другой бы кто так мне сказал – проблем бы огреб по самое «не могу». А тебя прощаю. Подельник, все-таки. Но ты не залупайся особенно, Огурец. А то не ровен час нахамишь незнакомому человеку и – пиши пропало. Ты же пишешь там чего-то? Как это называется?.. Писатель – инженер человеческих душ. Точно?

– Ну... Огурцов никак не мог с легкостью произнести «вы» в отношении Миши Кошмара – бывшего беспаспортного, затюканного и замороченного какими-то своими микроскопическими проблемами разнорабочего с «Ленфильма», мужичка на побегушках, которым помыкали все и вся.

– Ну, в общем... Так, по-разному.

– Ладно, не крути тут. Я все про тебя знаю.

– Да? В самом деле?