Стюарт Хоум - 69 мест, где надо побывать с мертвой принцессой

Мы прошли на набережную. Белая пена, чайки, кружащиеся над нашими головами. Спустившись на пляж, мы не увидели ни одного кафе, ни эспланады, нисходящей от них к западной кромке мола. Запах соли. Инкрустированные ею водоросли. Безбрежный океан, вспученный, аморфный. Стальные буруны, огни судов, покачивающихся на волнах. Серебристые брызги, барашки, рев воды, вечно вздымающейся и падающей. Я прижала ладонь ко лбу. Я чувствовала, как растворяюсь в море. Я уже не знала, кем была и отделяло ли меня что-нибудь от этой великой массы творения. Океан, пустыня, внутри и снаружи, всюду вокруг. Что я делала? Мне надо было убраться от воды. Мое сознание закружило и завертело. Я едва не упала. Я пробормотала что-то Каллуму.

Мы повернулись, вернулись к самому началу, и взобрались на эспланаду. Не было никакого начала. Увидели, что машины все еще разъезжают вверх и вниз по бульвару. Загадка, решаемая одним росчерком пера. Мы перестали жить. Начало не было, и оно не могло быть первоочередным по отношению к концу. Человек, больше не называвший себя Аланом, приехал в Абердин. Он сказал мне, что его зовут Каллум. Я поверила ему. Интерпретация, расшифровывающая элементы сна. Галлюцинации внутри галлюцинации, что жила сама по себе. Тело мертвой принцессы как метафора для литературы. Работа по конденсации и вытеснению. Переживая смерть этих фантазий в ночи разрушения и оскорбления, мы потребляемы переворачиванием страницы… [12]

Как отличается этот “приморский” город от воображаемого Энн Куин! Проза в этой первой главе и в самом конце идет на компромисс между Гертрудой Стайн и Самуэлем Беккетом. Избегая Эрнеста Хемингуэя, я вместо этого делаю крюк в сторону Энн Куин. Не любя Хемингуэя, я вместо этого делаю крюк в сторону Энн Куин. Избегая Стайн, я вместо этого делаю крюк в сторону Энн Куин. Не любя Стайн, я вместо этого делаю крюк в сторону Энн Куин. Чувствуя, что Беккет — слишком очевидная базисная точка, я вместо этого делаю крюк в сторону Энн Куин. Несмотря на продолжающиеся слухи о ренессансе Б.С.Джонсона, я чувствую, что было бы полезнее обратить наше внимание на Энн Куин.

Сексуальное мастерство Алана приковывает внимание, потому что британская разведка преследует его за сводничество и плагиат. Алан также недавно попал в неприятную ситуацию, когда назвал Джулиана Барнса “изнеженным”. После яростного спора ему удалось убедить ряд его собутыльников, что под “изнеженным” он имел в виду “того, кого литературные обозреватели часто характеризуют как английского экспериментального романиста, ха-ха!”. В связи с этим, главная трудность Алана состояла в том, что его попытка заставить своих знакомых пьяниц называть его “Каллумом” потерпела полную неудачу — они отказались делать это из-за пугающей частоты, с которой он, с учащенным дыханием, совершал анонимные звонки, и из-за того, что он настаивал на потреблении дорогого виски, такого как “Спрингбэнк” и “Талискер”.

В книге “ Тысячи плато ” Делез и Гваттари дают полезное определение микрофашизма как феномен, проявляющийся через политический и социальный спектры. Однако, несмотря на многократное определение крика “Да здравствует смерть!” Жана-Пьера Фоэ, как глупого и отвратительного, Д и Г не удается пояснить, ни как этот лозунг функционирует, ни почему он так хорошо вписывается в необходимую двусмысленность программы фашистского модернизма. Восхваляя разрушение, “Да здравствует смерть!” одновременно провозглашает смерть смерти и рождение нового, предположительно “бессмертного” порядка. Если Д и Г нападают на подразумеваемое риторическое заявление, что “Смерть мертва, да здравствует смерть!”, тогда нет особой необходимости читать Нормана. О. Брауна “ Жизнь против смерти ” как противовес ошибочной логике их сверх-рационального “рассуждения”. Д и Г просто не понимают, что лозунг “Да здравствует смерть!” устанавливает неразрешимую динамику между противоположными, но соразмерными значениями. Один афоризм, традиционно приписываемый поэту Джеппе Аакьяеру, окажет нам помощь в переориентации этих дебатов: “Я не научусь ничему из мертвых слов живых людей. Я научусь всему из живых слов мертвых людей — да здравствуют мертвые”. “ Символический обмен и смерть ” Бодрийяра несомненно представляет другую линию полета мысли внутри этого спора. Для критики положений Бодрийяра о смерти смотрите “ Пределы теософии ” Стюарта Хоума в “ Re: Action 9 ” (Лондон, Осеннее солнцестояние, 399 MKE).