Стюарт Хоум - 69 мест, где надо побывать с мертвой принцессой

Мой руководитель был не очень-то впечатлен этими идеями. Он снял с полки несколько книг, все они были написаны женщинами. “ Умопомешательство ” Анны Рейнольдс, “ Спорная территория ” Кэндии Макуильям, “ Остаток жизни ” Мэри Гордон. Мне было предложено пойти и посмотреть эти произведения, они могли бы стать лучшими предметами исследования для моей диссертации, если я действительно настаиваю на том, чтобы заниматься современной прозой. Я ушла, загнала свою машину в мастерскую, чтобы вставили новое окно, позвонила другу моего отца Каллуму и договорилась встретиться с ним в “Гриле”. Я пришла рано, Каллум опаздывал. Я перелистывала книги, которые мне дал профессор. Макуильям не привлекла ни в малейшей степени, она родилась в Эдинбурге, и профессор, казалось, страстно желал, чтобы я ознакомилась с шотландской прозой. Мэри Гордон была более захватывающей, чем Анна Рейнольдс. Америка в очередной раз торжествует над Англией. Обложки всех трех книг наводили на мысль о нераспроданных остатках тиража, дизайн книги Анны Рейнольдс был наиболее экстраординарным. Девушка в черном безрукавном платье, ее голова запрокинута назад, позади нее темно-красные занавески — отличное клише. Тем не менее, шрифт был действительно шокирующим, буква “А” была больше и толще, чем “S” и “N”, которые были больше чем первая “N” и вторая “I”, а те в свою очередь больше чем первая “I” и “Y”. Буквы были как ряд ступенек, вверх и вниз. Вниз и вверх. Назад и вперед. Задом наперед. Ужасно. Уродливо. Мои глаза воспринимали шрифт, но он стал беспорядочным месивом в моем мозгу. Это заставило меня почувствовать тошноту. Я, пошатываясь, прошла через бар. Заказала себе еще один джин.

Приехал Каллум. Он купил мне выпить. Джин и все такое. Он взял себе пинту темного крепкого. Он был моложе, чем я ожидала. Лет 35. Он работал с моим отцом, пока новая и лучшая работа не привела его на северо-восток. У Каллума был английский акцент. Он объяснил, что родился в Лондоне, но его семья была шотландской, отсюда и имя. Он спросил меня, как у меня обстоят дела в колледже. Я засмеялась, затем погрузилась в молчание. Каллум сказал, что поведает мне секрет, если я обещаю не говорить моему отцу. Я согласилась, заметив, что такое обещание излишне, поскольку я не разговариваю со своими родителями. Каллум поведал, что его с треском выгнали с работы. Его поймали, когда он попытался стащить компьютер и какие-то деньги. Он живет на свои сбережения. Он заметил, что находит моего отца очень консервативным, и не состоит с моей семьей в дружеских отношениях, они просто знакомые. Я решила, что мне нравится Каллум и повела его в мою квартиру. Он был шокирован, увидев, что она пустая, и предложил, что нам будет более комфортно у него на Кинг Стрит. Мы пошли туда. Его квартира была битком забита книгами.

Каллум спросил меня, знаю ли я что-нибудь о писателе Эндрю Синклере. Мой ответ был отрицательным. Каллуму не слишком понравился первый роман-бестселлер Синклера “ Разрушение Бамбо ”, но он искренне признавал, что эта проза отличалась как более свободной формой, так и изложением, чем последовавшая за ней “ Мой друг Иуда ”. Синклер имел отношение к синдрому “Сердитых Молодых Людей” и вследствие этого большим занудой, так считал Каллум. Небрежный полуавтобиографический роман о службе в королевской гвардии и ещё более небрежное продолжение — о жизни студента последнего курса в Кембридже — быстро и спокойно перевели Синклера в разряд забытых стариков английской словесности.

Синклер, если верить его автобиографии “ В любви и гневе ”, бывал во всех правильных местах во все правильные времена. Он был с “Черными Пантерами” на Кубе. Довольно прискорбно, что, являясь представителем истеблишмента, он не смог поведать ничего интересного об этом эпизоде своей жизни. В книге “ Последние из лучших: аристократия Европы в двадцатом веке ” представлены наиболее спорные идеи Синклера: он слегка иронически предполагает, что “сливки общества”, переходящие из мира живых в царство истории, должны делать это изысканно и утончённо. “ Необходимость давать: меценаты и искусство ” была в равной степени напыщенной, хотя и более широкой по историческому охвату. В этой работе Синклер выказывает свое восхищение коллекционерами искусства, такими как Чарльз Саатчи. Люди, которых он превозносил, не испытывали необходимости в его поддержке. Наверное, Синклер полагал, что эти люди все-таки поддерживают его. К началу 90-х Синклер мог по-прежнему иметь приличные авансы, при том, что цена на его книги обычно снижалась вскоре после их выхода.