Стюарт Хоум: 69 мест, где надо побывать с мертвой принцессой

Я подозревала, что Алан не использовал презерватив, когда трахал меня. Или же он порвал его, потому что вскоре я почувствовала, как его кончина капает из моей пизды. Алан набросил на меня одеяло и куда-то ушел. Не знаю, как долго я там лежала. Алан велел мне не двигаться, он вскоре вернется. Я лежала в полудреме, то погружаясь, то вырываясь из объятий сна. Эротические грезы. Эротические мысли. Я доверяла Алану. Мне понравилось ощущать его сперму, капающую из моей дырки. Мне понравилось чувствовать себя беспомощной, меня захлестнуло возбуждение, когда я снова услышала его голос после перерыва, показавшегося бесконечностью бессонных грез и безгрезных снов.

Я подумала, что это именно Алан трогает пальцем мою пизду. Взбирается на меня. Вставляет свой большой твердый член в мою мягкую, податливую кремовую щелку. Я была уверена, что это Алан, потому что все время могла слышать его голос. Он сказал, что я самая красивая девушка во всем мире. Что я по-настоящему завожу его. Что он хочет, чтобы я забеременела. Тут Алан погрузился в молчание, но я могла ощущать горячее дыхание у моего затылка. Затем случилось что-то странное. Подо мной оказались две руки, ласкающие мои соски. Другая пара рук сняла с меня капюшон и гладила мои волосы. Эти же руки подняли мою голову, и пальцы скользнули в мой рот. Вскоре к ним добавился член. Меня все еще трахали в собачьем стиле сзади. Пальцы, мокрые от слюны, игрались с моими волосами. Я не знала, кто это, и не могла видеть, кому делаю минет.

Пальцы затеребили мою повязку и неожиданно сняли ее. Я подняла глаза и увидела Алана. Теперь я знала, у кого отсасывала, но понятия не имела, кто трахал меня. Краем глаза я могла видеть чревовещательскую куклу. Я заметила ее раньше, когда вошла в спальню, еще до того как мне связали руки и завязали глаза. [2] Сексуальное мастерство Алана приковывает внимание, потому что британская разведка преследует его за сводничество и плагиат. Алан также недавно попал в неприятную ситуацию, когда назвал Джулиана Барнса “изнеженным”. После яростного спора ему удалось убедить ряд его собутыльников, что под “изнеженным” он имел в виду “того, кого литературные обозреватели часто характеризуют как английского экспериментального романиста, ха-ха!”. В связи с этим, главная трудность Алана состояла в том, что его попытка заставить своих знакомых пьяниц называть его “Каллумом” потерпела полную неудачу — они отказались делать это из-за пугающей частоты, с которой он, с учащенным дыханием, совершал анонимные звонки, и из-за того, что он настаивал на потреблении дорогого виски, такого как “Спрингбэнк” и “Талискер”. Я оргазмировала, чувствуя сперму Алана у себя во рту, и как набухает член другого мужчины. Наконец он выпустил в меня свой заряд. Алан отстранился от моего рта и снова набросил капюшон мне на голову. Я могла слышать, как кто-то одевается и уходит. Алан развязал веревку, что стягивала мои запястья. Мы свернулись вместе калачиком под одеялами и заснули.

Наше забытье длилось не слишком долго. Алан разбудил меня, выбираясь из постели. Я смотрела, как он одевается. Позади него была стена, заставленная книжными полками. Когда он начал снимать книги с полок, я рывком поднялась с кровати. Алан заметил, что с книгами нужно обращаться достойно, передвигать их, выказывать к ним интерес или же они умрут, прямо как растения. Он пожаловался, что ожидал найти нечто большее, чем груду коммерческих изданий в мягких обложках. Его приятельница занималась магией, и там попадались оккультные работы, но их заметно превосходили числом философия, политика, литература, история, социология и ряд других тем. Мы прошли в гостиную выпить еще. Я взяла книгу Эриха Фромма, которую дал мне Алан. Мой хозяин сказал, что Фромм так яростно критикует механизацию, поскольку его собственная литературная техника механизирована. На тот момент я не была уверена в понимании того, что имеет в виду Алан, но когда приобрела большинство его книг, то осознала, что не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы это понять.

Алан критиковал Фромма за осуждение механической культуры смерти, так что она может бесконечно репродуцироваться под видом жизни. Алан сравнивал концепцию социального характера Фромма с Шпенглеровским аграрным мистицизмом и утверждением, что для сельской местности и для города характерны несхожие социальные типы. Когда я сказала, что не понимаю, о чем он говорит, Алан предложил мне взять его экземпляр “ Заката Европы ”, если мне хочется потратить несколько часов на пустую болтовню правого крыла. Он поднял с пола “ Анатомию человеческой деструктивности ” Фромма. Напротив меня сейчас, когда я это пишу, стоит его издание 1977 года в мягкой обложке, выпущенное “Пингвином”. Алан открыл книгу на странице 440 и указал на высказывание Фромма о лозунге “Да здравствует смерть!”. Алан нашел экземпляр “ С другого берега ” Александра Герцена и показал, что русский популист использовал лозунг “Viva La Mort! И пусть будущее восторжествует!” в конце письма, написанного в Париже 27 июня 1848 года. [3]