Иван Аксенов - Готы

Через некоторое время — останавливались: открывалась дверь, залезал внутрь — жандарм.

— Замерзли? — хмуро спрашивал Благодатский.

— Никак нет-с, — отвечал жандарм и вынимал откуда-то, словно — из-за пазухи: наручники с длинной цепочкой. — Позвольте, вашество…

— Это — что? — возмущался.

— Да мы так с вами должны были весь путь проделать, однако же я… По глубочайшему уважению… К заставе подъезжаем… — мямлил жандарм.

— Понял, не оправдывайтесь, — подставлял руку Благодатский.

— Благодарю, вашество… — замыкал на ней, а затем — на своей руке кольца наручников жандарм.

Приехали на заставу через полчаса. Всю дорогу жандарм разглядывал обивку кареты, замерзшее окно и даже кольцо наручников на руке — старался избежать тяжелого взгляда Благодатского, который от нечего делать пристально изучал своего спутника.

Слышали голоса, выходили из кареты. В темноте зимней ночи, освещенной снегом, звездами и луной, — видели шлагбаум поперек дороги и заставный домик с темными окнами. На пороге домика стояли два мента в серых куртках и с автоматами наперевес. Один — держал рукой слабый фонарь, которым светил в лицо подходившим.

— Вот они, Семен! — говорил мент с фонарем менту без фонаря. — Прибыли… Бумаги ваши пожалуйте.

При помощи жандарма доставал Благодатский из шкатулки требуемые бумаги, отдавал менту; опирался о трость. Мент — светил фонарем, рассматривал.

— За подписью? — спрашивал второй.

— За подписью, порядок, — отвечал, складывал бумаги вдвое и прятал в карман. — Ну, как доехали?

— Я так и буду здесь стоять? Может, проведете внутрь?.. — сухо спрашивал Благодатский.

— Конечно, конечно, сию минуту, — поднимал повыше фонарь и открывал Благодатскому свое лицо: круглое красное лицо избитого им накануне мента. — С вами тут одна барышня очень уж свидания добивалась…

— Не положено, — подхватывал другой мент. — Да мы с ней — уговорились. Отстегните, — кивал жандарму.

— Я что, должен с вашей этой барышней на морозе разговаривать? — возмущался Благодатский.

— Они конфиденциальности желают, а мы — вас одних оставить не можем: всего одна комната, извиняйте… Так что вы уж тут — переговорите, а мы не станем слушать: постоим в сторонке, посмотрим… — хихикал краснолицый мент и открывал дверь домика: — Барышня, выходите!

Вздрагивал от удивления Благодатский, когда видел, как выбегала из заставного домика — она: одетая по обыкновению — в черное, с непокрытой головой, заплаканная. Спешила к нему, бросалась на шею. Говорила тихим прерывающимся голосом:

— Не хотели дать увидеться менты… Денег требовали… И в комнате грязной сидеть пришлось целый день, а как стемнело — они даже свечки не зажгли, в темноте сидели и молчали!.. Страшно было, так страшно…

Через её плечо видел Благодатский собравшихся в кучу на крыльце вокруг фонаря — ментов и жандарма: склонили головы и шептались о чем-то — не забывая подслушивать происходивший разговор. Спрашивал:

— Да как ты попала сюда? Как успела приехать раньше, чем я? — прижимал к себе, чувствовал на спине — ее руки. Падала в снег бесполезная трость.

— Я заплатила…Как узнала — сразу наняла людей, лошадей… Пыталась пробиться к самому — не принял: несколько писем отослала на его имя с прошениями. Знающие люди сказали — если постараться, то можно тебя в Саратов через несколько времени перевести… Почему, почему меня не пускают — с тобой?..

— Не нужно тебе туда, — вздыхал Благодатский. — Тяжело там будет…

— Господа, поторапливайтесь! — прикрикивал с крыльца мент. — Время, господа!..

— Сейчас моя карета должна со станции прибыть со свежими лошадями… — чуть отстранялась и смотрела в глаза: скупо освещенное зимней ночью лицо казалось черно-серебряным, как снег. — Я буду писать тебе…

— А я — не буду! — кобянился вдруг Благодатский. — Не буду, потому что — вот эти читать станут, все — что напишу! И тебе не стоит, не хочу, чтобы до меня твои письма прочитывали, не хочу…

Слышался шум и ржание лошадей: подъезжала карета. К Благодатскому подходил жандарм: брался за свободно свисавшую вниз цепь наручников и защелкивал кольцо на своей руке. Поднимал трость, протягивал.

Отходила. Тихо и грустно смотрела на Благодатского. Говорила:

— Прощай. Увидимся ли?

— Прощай. Обязательно увидимся. Обязательно… — но дрожал его голос, и не слышалось в нем уверенности. Шел с жандармом к карете — так же, как и она: сопровождаемая ментами. Слышал, как говорили они ей: