Тибор Фишер - Классно быть Богом (Good to Be God)

Мы уходим. Я иду весь подавленный и унылый. Да, я знаю, жизнь – сложная штука, но от этого знания мне не легче. Кстати, за сегодняшний день иерофант еще больше вырос в моих глазах. Легко рассуждать о сочувствии и душевной щедрости, когда в небе радостно светит солнце, а на твоем счету в банке лежит изрядная сумма денег, а когда у тебя самого столько проблем, очень трудно найти в себе силы, чтобы сопереживать другим людям. Может быть, он действительно чем-то помог. Но даже если и нет, он хотя бы пытался. А это уже кое-что.

На обратном пути иерофант предлагает заехать в супермаркет. По дороге как раз есть “Publix”. Совершая покупки прилюдно, необходимо блюсти благочестие, потому что ты никогда не знаешь, кто заглянет в твою корзинку. Иерофант закупается на неделю, и его тележка буквально завалена замороженными свиными отбивными, а в моей корзинке – только батон хлеба и одинокая папайя по сниженной цене. Когда бережливость входит в привычку, ты уже не считаешь, что в чем-то себя ограничиваешь, а те редкие исключения, когда ты бездумно транжиришь деньги, становятся маленьким праздником и приносят еще больше радости.

Мы становимся в очередь к кассе, и за четыре ряда от нас я замечаю четырех кришнаитов. Я ни разу не видел, чтобы последователи Кришны ходили в супермаркеты поодиночке. Видимо, они всегда ходят группами, как минимум, из четырех человек: один кришнаит знает дорогу до супермаркета, второй знает дорогу из супермаркета, третий возит тележку, а четвертый ведет переговоры с кассиршей.

– Не смотри на них, – шепчет мне иерофант. – Веди себя естественно.

Мы уже выложили наши покупки на ленту у кассы. Интересно, а что в моем случае означает “вести себя естественно”? Вести себя, как безработный торговый агент по продажам осветительного оборудования? Вести себя, как безработный торговый агент по продажам осветительного оборудования, который ведет себя так, словно он Господь Бог?

Выходим из магазина, загружаем покупки в багажник. Но иерофант не торопится сесть в машину. Он аккуратно замазывает номерные знаки густым слоем грязи. Говорит, чтобы я сел за руль, а сам внимательно осматривает гараж. Садится на переднее пассажирское сиденье, достает из бардачка темные очки и бейсболку с эмблемой “Miami Heat”. Надевает очки и бейсболку, снова роется в бардачке, достает еще одну пару темных очков, вручает их мне, а потом достает пистолет.

– Тиндейл, ты видишь тут камеры слежения? Я не вижу.

Я смотрю по сторонам. Вроде бы камер действительно нет. А если даже и есть, я их не вижу.

– Когда я скажу, сразу же заводи мотор и езжай, – говорит иерофант, и его тон явно предвещает недоброе.

Появляются кришнаиты с тележкой, начинают перекладывать покупки в свой микроавтобус. Иерофант приподнимает пистолет и говорит:

– Двадцать второго калибра. Самое что на есть подходящее оружия для слуги Божьего.

У меня ощущение, что я сейчас наложу в штаны. Я уже совершил преступлений лет на двадцать в тюрьме особо строгого режима, и если мне все-таки суждено угодить за решетку, пусть это случится по моей вине, а не по вине кого-то другого. Мы подъезжаем поближе к кришнаитам, иерофант высовывается из окна и трижды стреляет, целясь в бок микроавтобуса. Как я понимаю, он не собирается никого убивать. Просто хочет припугнуть этих красавцев. Я жму на газ, и мы уносимся прочь.

– Прошу прощения, – говорит иерофант. – Ничего не могу с собой поделать. Знаешь, это как в школе. В каждом классе есть мальчик, которого все дразнят и бьют, и тебе его жалко. Но иногда так бывает, что этот мальчик, которого все бьют, он настолько противный, что тебе тоже хочется его пнуть.

Собственно, я ничего не имею против (при условии, что мне не придется за это сидеть). Даже если бы иерофант порубил их в капусту бензопилой, я бы и слова ему не сказал. Потому что мне нравится иерофант. Потому что в последнее время меня вообще мало что трогает. И еще потому, что я до сих пор не забыл, как меня обсчитали в кришнаитском ресторане, содрав за какой-то убогий морковный салат цену обеда из трех блюд с десертом.

– Сей жалкий грешник всячески одобряет иерофанта и верит в его правоту.

Мы возвращаемся в церковь и сразу идем на кухню делать сандвичи с индюшатиной. Сегодня вечером будем кормить бездомных.

– Поедем попозже, – говорит мне иерофант. – В шесть двенадцать их кормит Гектор.

Мы подъезжаем к месту, где бездомные собираются на бесплатную кормежку, примерно в шесть двадцать. Два оборванца вгрызаются в кулебяки гигантских размеров, от которых даже на таком расстоянии умопомрачительно пахнет мясом и сочным бульоном. Еще с полдюжины бездомных стоят чуть поодаль и смотрят на едоков с неприкрытой завистью.