Тибор Фишер - Классно быть Богом (Good to Be God)

Стэн, расположившийся на полу, поднимает вверх руку с растопыренными пальцами. Типа “дай пять”.

– Барри не пил. Он вообще был положительный, много работал. Вкалывал от зари до зари, но счастливее от этого не становился. Он начинал с бедности, как и я. Но он был упорный, брался за любую работу… помощником официанта, младшим посудомойщиком… копил деньги на колледж. У него два диплома. Один – инженера-электрика, второй – что-то там по компьютерам. Кажется, по компьютерам. Но я точно не помню. Я не вникал, мне оно как-то без надобности. Потом он открыл свое дело, тоже что-то с компьютерами. Я даже не знаю, чем он там занимался. Мне опять же без надобности. Он как-то попробовал мне объяснить, но я не особенно слушал. Но дело пошло. Он очень даже неплохо поднялся. Не настолько, конечно, чтобы его рожу печатали на обложках журналов. По крайней мере таких журналов, которые стоит читать. Но денежки у него появились. А вот семью братец Барри так и не создал. Ни жены, ни детей. То ли от жадности, то ли был слишком занят своими делами, то ли ему это было вообще не надо… Да мне, собственно, все равно. Я к тому говорю, что у Барри не было никого из родных и близких. Никого, кроме меня.

И сама мысль о том, что если вдруг что случится, все его деньги достанутся мне, приводила его в тихий ужас. Потому что, хотя он ни капельки не сомневался, что мое беспробудное пьянство очень быстро загонит меня в могилу, и я отброшу копыта первым, у него все равно появлялись такие мысли… ну, что вдруг самолет разобьется… или что он отравится несвежими устрицами… одна трагическая случайность – и все деньги, нажитые тяжким трудом, достанутся старому алкашу, то есть мне. Он все грозился, что отпишет все выдрам. “Все мои деньги останутся выдрам, – так он мне говорил. Очень громко и очень часто. – Все до последнего цента”. Он собирался построить выдрарий… или как оно там называется… в общем, типа приюта для диких выдр с трудной судьбой. Он мне часто об этом рассказывал, хотя он меня ненавидел. Я бы вообще прекратил с ним общаться, но он сам мне звонил. Постоянно. В основном для того, чтобы рассказывать мне об этих страдалицах-выдрах. Он все ждал, когда я психану. Ну, по поводу выдр. Неужели старого алкаша не волнует судьба бедных зверюшек?! А мне было насрать. Я был доволен и счастлив, и меня вовсе не волновали какие-то драные выдры. А потом братец Барри подхватил какого-то редкого кишечного паразита. Видимо, от своих выдр. Про него даже писали статьи в медицинских журналах. Это была прямо сенсация! А потом Барри умер. Я даже погоревал… все-таки семья есть семья… и мне в общем-то нравилось, когда он звонил и рассказывал о выдрах, которые прошли трудную школу жизни на своих больных лапах. И тут выясняется, что с завещанием Барри есть одна небольшая проблема. Проблема в том, что все свои деньги брат заработал сам. И трясся над ними – страшное дело. Как я уже говорил, он начинал с глухой бедности и не любил тратить деньги. Он бы зубами достал десять центов из кучи говна. Я так думаю, он до конца тырил туалетную бумагу из гостиничных номеров. В общем выдрам хрен что досталось – зверики обломились, а я получил этот бар, где я сам себе постоянный клиент. Но я не хочу, чтобы ты думал, что вся эта радость досталась мне исключительно благодаря деньгам. Вот спроси меня, что бы я делал, если бы не получил эти деньги, а брат осчастливил бы пару десятков несчастных выдр.

– И что бы ты делал?

– Я бы все равно пил. Просто уже не такими темпами.

Стэн бьется в конвульсиях от смеха, хотя я уверен, что он слышал эту историю уже тысячу раз. Я встаю и иду к выходу.

– Эй, все равно ты не будешь жить вечно. Хлопни бурбона, и пусть цирроз печени знает, кто из вас главный.

Я все думаю, как бы мне убить время, пока я мертвый. Может быть, стоит поехать в церковь или еще куда-нибудь, где меня знают? Пребывание в двух местах одновременно – это хороший фокус. С другой стороны, я могу все испортить. Типа, он не мог в это время быть мертвым, потому что как раз в это время его видели в “Пабликсе”, причем даже есть запись с камер наблюдения.

Иду в парк, сажусь на скамейку. Сижу, греюсь на солнышке. Вот она, самая главная радость жизни: очень трудно все время тревожиться и оставаться несчастным. У меня звонит мобильный. Это Дидсбери.

– Все, дружище, ты мертв, как бревно. Присоединился к бездыханному, неподвижному большинству. Готов лечь в землю и спать вечным сном.

Это так странно, когда получаешь, что хочешь. Очень непривычное ощущение. После первого приступа радости появляются сомнения: неужели действительно все получилось? А потом радость тускнеет и блекнет, и ты понимаешь, что ждал чего-то другого и думал, что все будет намного прекраснее и удивительнее.