Марк Мэннинг - Мототрек в ад

Ну и пидарас же ты, сержант, ебнутый на всю голову, чтоб ты в Ад провалился к чертям собачьим!

— О-о-отт, гниды, о-о-о-т, пидарасы вонючие, волки позорные, твари ползучие, сволота! — орал благим матом Сезерлойд, пришпиленный прекрасным серебряным ножичком Эль Гомисдрос из Мадрида.

— Не мешай нам заниматься своим делом, — флегматичным тоном попросил его Базука Безер, известный на весь Лидс насильник и убийца, изящно щелкнул зиппой об штаны и аккуратненько поджег седую бороду Сезерлойда, которая сразу же занялась смердящим факелом.

Старик завизжал как хряк в процессе кастрации.

— Мои барабанная перепонка есть лопнуть от вопли этот старый свинья! — недовольный Адольф Адольфович вытащил Глок 18 и разрядил его всей обоймой в башку бармена. Э-э-эх, не стреляйте в пианиста, играет ведь, как может. Был похож старик на сказочного Санта Клауса, а теперь мозги то летят и летят во все стороны, будто арбуз лопнул от счастья! Красота! Веселится и ликует вся маниакальная честная «Говностая Сатаны».

А девочки-конфеточки, «Вечерний Звон» с подружками? Они-то как? Удивляются, переживают, конечно, только обосрались чуток.

Визжат как пятнадцать хэви-металл бэндов на ускоренной перемотке или как жертвы фильма «Техасская Резня Бензопилой».

— О, блин, терпеть не могу старых пидарасов, но слава Богу с ним покончено, Стаггерли, ты посмотри какой подарок судьбы у нас на сладкое! Ой-ой-ей! Какие милые школьницы! — Гомеза Гитлера, естественно, как и всякую фашистскую сволочь, возбуждала школьная форма, — сейчас мы надерем их маленькие попки, хо-хо!

Бесчеловечный негодяй, фашиствующий ниггер Стаггерли уже работал: аккуратно, чтоб не испачкать себе руки, снимал с Малютки Бетти обосранные трусики, приговаривая: "Все будет предельно гигиенично, милая, ты только не бойся".

— И не ори, сука, я знаю сто пудово, что сто процентов белых телок с детства мечтают быть оттраханными большим негритянским болтом. Вот мои тридцать садо-мазо сантиметров, — и Стаггерли, вытащив свой большой черный биль о правах, начал предвыборную компанию в маленьком дрожащем теле пятнадцатилетней школьницы. И вот незадача, как загибал ее, сломал хрупкую и нежную шею, ну чистая случайность — оторвал голову и все, фигня получилась.

— Брат, блин, — растерянный такой ниггер повернулся к Гомезу Гитлеру, — я еще в рай хочу попасть, я же не могу шпилить мертвую девку, а?

— Зато я могу, — подключился к процессу Базука Безер, величайший из насильников Лидса, — у меня так даже стоит лучше, — с этими словами он продемонстрировал публике величайшую эрекцию, которой позавидовал бы твой Леонардо Каприанский Ромео над мертвым тельцем Джульетты.

Тут уже вакханалия пошла.

— Э, ты че делаешь! — Стаггерли совсем офигел, когда увидел, как Базука Безер вытащил из кармана клещи и начал вырывать зубы у мертвой Бетти. — Ты сгоришь в Аду, черт поганый!

— А мне так больше по кайфу, — флегматично заметил Базука.

— Мудак, она же не кусается, от мудило грешное!

— Парни, как вы думаете, эти сучки прекратят выть или нет, а? — Гомез Гитлер, как и его однофамилец времен Второй Мировой, любил риторические вопросы. И он строго, как школьный учитель, цыкнул на девочек.

— Нету проблему, — Адольф Адольфович принял единственное верное решение и пристрелил еще одну девчонку.

— Блядь, зачем ты ее грохнул? — разочарованный фашистский ниггер еще раз попытался проявить гуманность.

— Какая разница, мертвая сучка, живая сучка, главное не пищит и все, — вот она вся немецкая философия и Адольф Адольфович, верный сын Гегеля и Канта. Достает, значит, из трусов большой и розовый категорический императив и принимается за дело.

Тут уж Стаггерли все понял и, оценив рациональность немецкого подхода, расхохотался от души: "Круто!"

— Как тебя звать, милая, я очень люблю узнать имечко сучки прежде чем скушать ее попку и убить, — пришла очередь «Вечернего Звона», и над ней возвышался Гомез Гитлер. Она естественно трепещет на порядок выше своей обычной трепетности нежной.

— Ой, неужели вы меня скушаете, ой — и наконец-то слезы капнули из ее бесстрашных глаз.

— Конечно, милая, но ты, главное, не волнуйся, сначала ведь я тебя трахну, оргазмик получишь, круто, да?

— Не надо, не надо убивать меня, я собираюсь замуж в этом году — и тут нежная головка «Вечернего Звона» разлетелась на куски. Очередная снайперская удача Адольфа Адольфовича и его Глока 18.