Мужик, оказывается, ее бешено ревновал, как черный мавр свою белотелую телку. На банкете поругался, ждал… но задремал на посту… Очнулся — голоса. Может, услышал, шорох… и тут, такое, как током пробило — НЕПОПРАВИМОЕ: жена с любовником в его квартиру заходит тайком! Это ли не вероломство! Так я опять не про это. Если бы он в меня попал — было бы мне мучительно больно. И не за бесцельно прожитые годы, а за бездарно потерянную жизнь.
Но он не только не попал — он даже не допрыгнул — поскользнулся, дуралей, и упал всем своим бычьим телом на паркет. Да еще башкой навернулся. Носки каратист забыл снять. А паркет у них лаком покрыт — скользкий. Как башкой ударился — тут и подруга вошла, и всё само собой прояснилось. Я только сказал:
— Дурак ты, дурак… — подругу с вермутом забрал и ушел восвояси.
Но я опять не про то. И не про него, и не про жену его — сучку, что мужика своего до мысли о смертоубийстве довела. И даже не про вермут. Я, собственно, про ангела-хранителя рассказывал. Как он — братишка — разум бычине замутил, не дал носки снять, паркет до блеска натер, а меня, невинного агнца, тем самым, уберег от лютой погибели.
Ах, Ягодка, что бы я без тебя делал!
Так что, очень у меня большое сомнение возникло, относительно нынешнего бугая, по имени Витек. Уж не Ягодка ли его выпроводил? Пусть даже принял он обличие Миши.
Дальше всё пошло по второму кругу. Я глазами вызвал Иру, и мы трахались с ней до умопомрачения. Потом к нам в комнату зашел Мишка. Буркнул, отведя глаза, явно стесняясь:
— Водка закончилась.
Я дал ему пятихатку. Сказал:
— Возьми на всё.
Потом… Потом мы опять трахались. Я не мог остановиться.
— Ты — бешеный, — сказала мне Ира, — я хочу быть с тобой.
— У меня денег больше нет.
— Неважно.
Дальше я ничего не помню. Я провалился к себе — в колыбель мирозданья.
Когда я проснулся, было светло. Всем известно: сон у алкоголика короток и чуток.
В комнате было прибрано. Водки нигде не было.
Варя сидела напротив, красивая и торжественная, с новеньким синяком под глазом. Она смотрела на меня и улыбалась, словно школьница после выпускного бала. Ей бы очень пошло белое платье и атласные ленты. Интересно, школу она закончила?
— Ой, Айвазовский! Никак проснумши?
— Привет, Синеглазка, — прохрипел я. — А какой сегодня… число?
— Ты это про что сейчас?
— Сколько я живу у вас?
— Вторая неделя пошла, — сказала Варя. — А что? Заскучал, миленький?
— Не гони… вторая неделя…
Я понял — от Вари ничего путного не добьешься, нашел, у кого спрашивать — второй или третий день! — не больше. Еще бы неплохо время узнать… Настенных часов у них не было, как, впрочем, и никаких других. В комнате вообще, похоже, ничего не тикало.
— Ты мне лучше расскажи, Айвазовский, кто мне такой красивый бланш нарисовал? Прям «Девятый вал»… как в музее. Чувствуется рука мастера.
— А я знаю — кто? В ментовке меньше трезвонить надо и ручонки распускать на государственных мужей. Им и так, убогоньким, живется не сладко… не любит их никто.
— Какая ментовка? Ты куда понес! Ты думаешь, я не помню ничего? Это ты меня вчера приложил! Все видели!
— Ты лучше вспомни, куда водка подевалась?
— Водки нет.
— Как это — нет? Я же сегодня ночью пятихатку давал…
— Съели твою пятихатку за завтраком. Еще третьего дня… Спать меньше надо.
— Нет, Варя… я, конечно, не хочу тебя обижать… — разозлился я — но, ты, положительно — дура… с богатым и извращенным воображением.
Вошла Ира. Села ко мне на кровать.
— Сейчас брат приедет. С вокзала звонил.
— Какой еще брат? Не нужен нам брат… — встрепенулся, было, я. — Что, одеваться?
— Лежи, не дергайся.
— Он что… знает про твои здесь делишки?
Ира мне ничего не ответила. Зато Варя высказалась:
— Да она их всю семью кормит. И этого козла в придачу! А за дуру ты мне еще ответишь.
Я давно уже ничему не удивлялся… в том смысле, что кто кого кормит в нашей богатой и щедрой стране. Однако, на основной вопрос я так и не получил ответа.
— Ир!
— Чего тебе?
— Ответь мне на три вопроса. Вернее, на два вопроса и одно разъяснение требуется… вот этой… самой, блин, невинности!
— Ну?
— Водка есть?
— Сейчас принесу.
— Господи… есть Бог на свете!
Я даже привскочил от переизбытка эмоций.
— Не то разрыдался бы сейчас, от безысходности положения! — воскликнул я. — А теперь… Ну, Варька, кикимора ты болотная, а не боевая подруга морского пехотинца.
Я посмотрел на нее с укором.
Читать дальше