Юрий Цыганов - Зона любви

Вот тогда мы — лучшие из лучших — начнем умирать. Целыми легионами. А что нам остается делать, когда всё так запущенно? Кстати, я уже начал. Собственно уже умер…

И умирая, мы будем стоять насмерть, как защитники Брестской крепости. Мы напишем в тех каменных чертогах последние, но главные слова: «Ни шагу назад!». И еще: «Умрем, но из крепости не уйдем!».

Но мы никогда не сдадим свою крепость!

Мы заставим вас вспомнить о настоящих воинах, плюющих на смерть (плевок!) и презирающих блаженные входы в Эдем (плевок, плевок, плевок!)

Вот тогда, следующие поколения воинов, воодушевленные нашим бессмертным подвигом, вернутся (вы же их и позовете) со своим восставшим оружием, нацеленным на звезды в небесах. И всё возьмут сами.

Вот тогда, возможно, и наступит какая никакая гармония.

Эй, там! внизу… все еще живущие в своем лучшем из миров… Вы спросите меня, горемыки, полюбопытствуйте, бедолаги: что я делал на земле всю свою сознательную жизнь? Чем я там, безумец, занимался? Что тревожило тело, и душу, и мозги мои?

И я отвечу. Сплюну и отвечу: «Я пытался постичь то священное племя!»

Помните, как там у Венички…

Ему, как Карлу Марксу, нравилась в них слабость, то, что у них есть талия и они вынуждены мочиться, приседая на корточки. И это наполняло Ерофеева негой. О, кей! Но и он — проницательнейший — всё равно ни черта не понял, потому что они Марата ножиком зарезали, а в Ильича из нагана стреляли. И это убивало в Ерофееве всякую негу. То есть, приседать приседай, но зачем из нагана-то стрелять!

Я же пошел иным путем.

Я стал сам в себе выращивать женщину, с целью познать ее тайну. Как Лев Толстой, я ее чувствовал в подвале души моей. Она там, бедняжка, чахнула…

Я стал лелеять ее и взращивать. Я даже на корточки стал приседать, чтобы помочиться. И ни в кого никогда из нагана не стрелял!

Я долго трудился. Я вырастил, наконец, шикарную женщину, со всеми выкрутасами, непредсказуемостью, загадками. И — о, чудо! — я познал, наконец, их парадоксальную логику! В отличие от нашего надприродного сознания, они обладали сознанием — природным. То есть более устойчивым и гармоничным. Только и всего!

И что?

Что дало мне это открытие? Эти откровения, сошедшие на меня…

Да, ничего!

Моя пленница оказалась лесбиянкой — то есть, ориентированна была на тех же особ, которых я пытался постичь!

Я потерпел фиаско!!

Я так ничего и не понял в женщинах и отлетел сюда недотепой. Дураком, которого, кстати, шлепнули, как муху, из-за бабы.

Но вот теперь, в спокойной обстановке, рассматривая проблему, как бог, ото всюду… и с высоты, и из глубин, (из бездны вершин, если хотите) я дозрел и прозрел.

Я понял, что ничего понимать и не надо.

Есть Живот, к которому мы все привязаны пуповиной пожизненно. Есть вход в Эдем и выход в Ад. Ад, который нам суждено пройти, не ропща. И всё!

И кто скажет, что это не так, я плюну в него последним плевком. И плевок тот будет самым позорным и несмываемым.

Но вернемся на землю. Туда, где закаляются сердца, где происходит вечная борьба, — борьба, как форма существования.

Вернемся в те времена, когда я — бестолковый — что-то пытался постичь, когда, за неимением реальных врагов, — бился с призраками…

Вы, конечно же, помните одного чудика, накрытого медным тазом, сражающегося с ветряными мельницами? Так вот, мои призраки куда страшнее. То были — безобразные орды, летящие в пустоту! Без жалости, без цели испепеляющие все вокруг. И, несмотря на их виртуальность, разруха, что несли их воины, вселяла не меньший ужас. И запах смерти, и тошнотворный вкус страха, и отчаяние — все было реальным. И победить ту орду, практически, — возможности никакой!

Вернемся к моему падению в пустоту. К агонии существа, решившего не сдаваться тем ордам.

Среди наших проституток не бывает феминисток. Факт. Одно с другим не сочетается… Среди русских баб (исключая столичных штучек) их вообще единицы. Этой заразой пылит хваленая цивилизация, которая нам пока не грозит.

Феминизм, мне так кажется, — это комплекс неполноценности неких унылых существ, пытающихся доказать что они что-то стоят. Русской женщине доказывать нечего — она даже не понимает, родная, о чем, собственно, речь. Так что тема эта надуманная, как и многое, что заносит нам западный ветер.