Гилберт Адэр - Буэнас ночес, Буэнос-Айрес

Так проходили мои дни. Что же касается ночей… Я раньше уже упоминал террасу кафе на Итальянском бульваре — оно занимало первый этаж здания, где находилась школа, — куда я заглядывал после уроков, между восемью и девятью часами вечера, чтобы за чашкой кофе выкурить сигарету, и где я повстречал, не догадываясь, что она — одна из моих коллег, Консуэло Как-ее-там. Я упомянул также и о том, что собираюсь позже объяснить, почему выбрал именно это место.

Дело было в том, что (особенно летом, когда я занимал столик на тротуаре) так я мог видеть — и быть захмеченным ими — других преподавателей, расходящихся после занятий. Почему мне было так важно, чтобы меня увидели? Просто, повторяю, в те первые недели (пожалуй, скорее месяцы) я был ужасно одинок, лишен — совсем, совсем лишен — друзей, мне некуда было пойти вечером, кроме как обратно в «Вольтер». Признаюсь, я даже набрался смелости купить французское издание того самого «Спартакуса», о котором писал раньше, и узнал из него названия и адреса наиболее известных парижских гей-клубов. Однако, покружив целый час вокруг «Нуаж» и насмотревшись с другой стороны улицы на блестящую вереницу стройных молодых людей, вплывающих внутрь под фальцетное щебетание, я почувствовал себя слишком по-английски неряшливым, чтобы осмелиться в одиночку туда заглянуть. Я не смог бы вынести, если бы мне — пусть даже вежливо — дали от ворот поворот. Мне требовалось, по крайней мере в первый раз, войти туда по чьему-нибудь приглашению. Однако, как ни дружелюбны были мои коллеги, стоило им выйти из школы, как их поглощала полная событий (так по крайней мере мне казалось) частная жизнь. Предоставленный самому себе (что тут я мог поделать?), я все более отчаянно стремился к чьему-нибудь обществу; вот поэтому-то я и выставлял себя на виду на террасе кафе в надежде, что кто-нибудь из коллег, уходивших позже меня, остановится, чтобы пару минут поперемывать косточки нашим ученикам, потом — почему бы и нет? — закажет и себе «эспрессо» и наконец предложит мне вместе поужинать.

Такая тактика себя оправдывала — не всегда, но достаточно часто для того, чтобы я продолжал свои попытки. Я сидел над чашкой кофе, продирался сквозь колонки «Франс Суар» и старался не смотреть слишком часто на дверь школы («служебный вход в театр», как мы ее называли), чтобы меня не поймали именно на том, что и было моей целью: найти кого-нибудь, с кем можно поговорить, — и тут неожиданно раздавался голос (бальзам на мои раны!), голос Феридуна, или Мика, или Питера.

— Ты все еще тут? — спрашивал Фери

(пусть это будет он).

Я удивленно — о, так удивленно — поднимал на него глаза:

— Ах, привет!

— Не в силах расстаться со школой, да?

— Ну вот еще! — смеялся я в ответ. — Просто до смерти хотелось настоящего кофе после той бурды, которой нас потчуют.

Вот тут-то и наставал решительный момент. Скажет ли он «Ага, ну тогда пока. Завтра увидимся» и уйдет? Или покажет на свободный стул за моим столиком и спросит: «Не возражаешь, если я к тебе присоединюсь?»

Возражал ли я! Иногда, если это и в самом деле был Фери с его манерой вечно извиняться за воображаемые проявления неуважения, я слышал нерешительное: «Но может быть, ты ищешь уединения? Если так, ты только скажи…» О боже мой, бывал ли на свете человек более непонятый, чем я!

Если Фери и присоединялся ко мне, это случалось — мне ли не знать! — только если у него не было свидания, если вечер оказывался ничем не занят. Такому унижению — не для него, конечно, для меня: ведь я отчаянно молился в душе, чтобы Фери не спешил на свидание, — я радовался, пусть и испытывал при этом боль, потому что оно увеличивало шанс на то, что поужинаем мы вместе.

Обычно мы отправлялись в один из двух ресторанов на Монмартре, «Дрюо» или «Шартье», известные всем преподавателям «Берлица», студентам, рабочим, пенсионерам, безработным, — всем, кто ищет дешевой сытной кормежки. В похожих на пещеры огромных залах с шарканьем волочили по полу ноги официанты, похожие на ожившие карикатуры Форена, [34] Жан Луи Форен — французский живописец, график, гравер, карикатурист. грудастые кассирши — les belles caissieres, [35] les belles caissieres (фр.) — прекрасные кассирши. как именовала этот вид живых существ Колетт, [36] Колетт (Габриэль Сидони) — французская писательница, в произведениях которой изображается, среди прочего, жизнь рантье, артистической богемы, дам полусвета. — щеголяли позаимствованными у барменш залихватскими ужимками; у каждой из них было лицо, похожее на грудь, на которой кто-то намалевал рот, нос и глаза. «Шартье» и «Дрюо» были так неотличимы друг от друга, что если бы вас ввели в один из залов, завязав глаза, вы, оказавшись внутри, не смогли бы определить, в каком из двух находитесь. Большинство постоянных посетителей составляли мерзкие старикашки (в такого рода заведениях сальными оказываются клиенты, а не подаваемые блюда), бесконечно изучающие никогда не меняющееся меню, которое они должны были бы уже знать наизусть, и неизменно заказывающие steak frites и petit camembert. [37] steak frites, petit camembert (фр.) — бифштекс с жареным картофелем, небольшой камамбер. После чего, к нашему удовольствию, следовал столь же долгий и придирчивый выбор вина — и столь же неизменно заказывался графинчик красного. Если бы не существовало такой вещи, как счастье, мир был бы более уютным местечком. Теперь, оглядываясь на те времена, я должен признать, что в определенной мере был счастлив. Я был не беден, а без гроша в кармане — разницу мне объяснил Скуйлер, — совсем другое дело, когда вы молоды и здоровы и все еще кажется достижимым.