Чарльз Буковски - Вспышка молнии за горой (The Flash of Lightning Behind the Mountain)

В последнем пожатье.

Взглянув на меня,

Жена замечает: «Ты пьян».

Недостаточно пьян, полагаю.

Я смотрю на другие столики -

И замечаю:

Все они

Под завязку

Забиты людьми.

Жена глядит на растение в кадке

Возле нашего столика.

Она говорит:

«Это растение скоро погибнет».

Я киваю.

Мужик за соседним столиком,

Жестикулируя в такт словам,

Опрокидывает

Бокал с вином.

Он вскакивает со стула

И стоит к нам спиной,

Наклонившись вперед,

Мне виден лишь зад его -

Огромный и толстый.

Пожалуй, довольно.

Подозвав официанта,

Я прошу принести счет.

A Big Night

Я много слушал,

Немало думал -

И кажется мне, что наши

Современные композиторы

(По крайней мере американцы – уж точно)

Состоят в основном

На содержании университетов.

Им жить хорошо и удобно,

И творчеству их не хватает

Трагического романтизма

И чувства игры

Старого Света.

Сравните-ка с европейскими старичками

Двух прошлых столетий!

Это правда – многих из них

Поддерживала, так сказать,

«Знать».

Но была еще

Целая уйма других -

И они голодали,

Сходили с ума,

Совершали самоубийства -

Полностью приносили жизни свои

В жертву искусству.

С точки зрения прагматичной,

Наверно,

Это

Покажется глупым,

Но, чувствую я,

Это было чертовски смело -

И отголоски

Их страшных,

Абсолютных жертв

До сих пор слышны

В музыке, что осталась нам.

Люди

Лгут много меньше,

Если им нечего есть,

Или если они балансируют

На грани безумия -

Не всегда,

Но довольно часто.

A Musical Difference

После десятков, десятков лет в нищете,

Теперь, когда я стою

На пороге смерти,

У меня появились внезапно дом и новый автомобиль,

Сауна, бассейн и компьютер.

Прикончит все это меня?

Ну, раньше иль позже

Что-нибудь, безусловно,

Меня прикончит.

Парни из тюрем, со скотобоен и фабрик,

С садовых скамеек и почты,

Парни из баров

В жизни бы не поверили

В это мое настоящее.

Я сам себе верю с трудом!

Ведь сейчас я – все тот же,

Что и тогда, в маленьких комнатушках,

В безумии и нищете.

Только и разницы,

Что стал я

Постарше,

Получше

Питаюсь,

Виски пью

Подороже.

Все прочее -

Чушь,

Билет лотерейный

Удачи.

Иногда жизнь меняется

За десятую долю секунды -

А порою

На это уходит

Семьдесят лет.

You Tell Me What it Means

Перед тем, как прийти сюда

Этим вечером,

Чтобы писать стихи,

Сидел я внизу

С женой.

По телевизору

Начинался

Документальный фильм.

Закадровый голос вещал:

«Создав свой первый роман,

Кен Кизи

Ничего не писал

Целых двадцать пять лет».

Потом на экране

Возник и сам мистер Кизи.

Он сказал: «Я хотел жить,

А не только писать о жизни».

Тогда я ушел наверх,

К своей электрической

Пишущей машинке.

Сел.

Заправил в машинку

Лист бумаги

И задумался.

Как там сказал мистер Кизи?

«Я хотел жить,

А не только писать о жизни».

Нет, конечно же,

Право выбора

Есть у каждого,

Но лично я предпочел бы делать

И то, и другое сразу -

И жить,

И писать.

Потому что, по-моему, жить и писать -

Понятия неразделимые.

Dear Reader

Влево взглянуть – и вот они, машины в ночи,

Что мчатся вдаль по шоссе – мимо и мимо.

Машины не остановятся никогда,

В беспрерывности их потока

Есть что-то волшебное.

А вот и птица ночная – незримая,

Скрытая между ветвей ближайшего дерева,

Она поет для меня одного.

Птица не спит. Я тоже не сплю.

Говорила когда-то мне мать-бедняжка:

«Ну, ты и сова, Генри!»

И верно – бедняжка, она не могла и помыслить,

Что мне предстоит досидеть до закрытия трех тысяч баров,

До крика:

«Последний заказ!»

Теперь я пью в одиночестве – у себя, на втором этаже,

Гляжу на огни фар в темноте шоссе,

Слушаю птиц ночных сумасшедшие трели.

После полуночи мне везет. Тогда начинают

Со мной говорить боги.

Не то чтоб они говорили помногу -

Но и немногих их слов хватает,

Чтоб снять напряженье прошедшего дня.

Письма сегодня были кошмарны – десятки, десятки,

По большей части в них содержалась фраза:

«Я знаю, вы мне не ответите, но…»

И авторы правы. Мне б хоть себе самому

Ответить на эти вопросы -