Чарльз Буковски: Вспышка молнии за горой (The Flash of Lightning Behind the Mountain)

Уж так оно есть.

Я вернулся и сел.

Хотел поразмыслить,

Но так ничего толкового

И не придумал…

Когда же лошади

Вырвались из ворот

Под свист пригнувшихся к седлам жокеев,

Одетых в шелк -

Оранжевый, голубой,

Слепяще-розовый, желтый,

Салатовый и зеленый

(Безумная радуга сдержанной ярости),

По крикам толпы хлестнуло

Солнечным светом…

И я неожиданно понял – мы все навеки

Запутались в созданных нами самими сетях.

И я немедля простил

Старой деве

Ее принадлежность.

The Old Girl

Резко, отчаянно

В воздухе пахнет убийством,

Когда меж ветвями снуют летние птицы,

Шумно щебечут, смущая воображение…

Попугай престарелый,

Сроду не говоривший,

Сидит, размышляя, в китайской прачечной -

Сердитый,

Забытый,

Безбрачный.

Перья его крыльев -

Алые, не зеленые,

Мы с ним узнаем друг в друге

Собратьев по долгой, впустую истраченной жизни.

…Вторая жена меня бросила из-за птиц -

Я выпустил их из клетки.

Желтая – та, со сросшимся плохо крылом -

Слетела влево и вниз,

Свистящая, точно органные мехи,

Кошачья добыча;

Вторая – та,

Ядовито-зеленые перья,

Пустая головка с наперсток -

Ракетой взлетела ввысь,

В небо пустое,

Исчезла, точно угасшая страсть,

Точно вчерашнее желанье,

Покинув меня

Навеки.

Когда же моя жена

Вернулась домой ввечеру,

Вся – пакеты, планы, надежды,

Уловки и ярая жадность, -

С сияющим видом

Сидел я над перышком желтым

И музыку впитывал слухом -

Ту, что она,

Как ни странно,

Не в силах была

Услышать.

The Birds

Эта дамочка вечно ко мне цеплялась -

И то ей не так, и это…

«Кто спину тебе исцарапал?»

«Да без понятия, детка, наверно -

ты…»

«Спутался с новой шлюхой?!»

«Что за засос на шее?

Горячая, видно, девка!»

«Где? Детка, я ничего не вижу».

«Где?! Вот же! Слева – на шее,

Слева!

Видно, завел ты ее круто!»

«Чей у тебя номер записан

На спичечном коробке?»

«Что там за номер?»

«Вот этот вот! Телефонный!

И почерк – женский!»

«Да сдохнуть мне, если помню, откуда он взялся…»

«Вот позвоню сейчас – и проверю,

Да, позвоню!»

«Действуй давай».

«Нет, я порву его в клочья, номер этой мерзавки,

В клочья порву!»

«Ты трахался с нашей соседкой!

На нашей кровати!

Пока я была на работе!»

«Чего?»

«Мне другая соседка сказала! Сказала – она явилась

Прямо в нашу квартиру!»

«Ах, эта… она просто сахар

У нас одолжила».

«Сахар, как же! Ублюдок, ты ее трахал

Прямо у нас дома, прямо на нашей кровати,

На глазах у нашего пса!»

«Да она только сахар просила, она здесь

Пару минут пробыла».

«По-быстрому перепихнулись?!»

А потом я узнал – она трахалась с доставщиком пиццы

Прямо в его фургончике,

Трахалась с продавцом столовых приборов

В мужском туалете, у писсуара, .

В кабинке для инвалидов.

И было еще что-то такое с газовщиком -

Полагаю, минетик, не больше.

Она выставляла меня дураком,

Прикрывалась щитом своих обвинений -

А сама изменяла напропалую,

Чуть ли не каждый день.

А когда я припер ее к стенке, она

Ответила мне:

«И ЧТО?!»

Я ее выставил.

Мы из-за пса судились – выиграла она.

И когда молодая соседка снова зашла

Спросить сахарку,

Она задержалась подольше,

Чем на минутку-две…

Game Day

У бабки моей была большая проблема

С испусканием газов.

Она бывала у нас только по воскресеньям.

Садилась к обеду -

И испускала газы.

Она была очень толстой,

Ей было восемьдесят,

Любила большие стеклянные брошки -

Вот первое, что вы замечали,

Не считая, конечно, газов.

Она испускала газы,

Стоило только подать обед – громкими залпами

С перерывами где-то в минуту, Так -

Раза четыре иль пять,

Пока мы клали на тарелки печеный картофель,

Разливали подливу,

Резали мясо.

Никто не сказал ей ни слова,

Тем более – я.

Мне было всего шесть лет.

Говорила только она – моя бабка.

После четвертого или пятого залпа

Она усмехалась небрежно:

«Я вас еще всех тут переживу!»

Не больно-то мне это нравилось:

Сначала она пукает,

А потом выдает такое!

И – каждое воскресенье:

Она (папина мама),

Каждое воскресенье – газы и смерть,

Печеный картофель, подлива,

Большая стеклянная брошка.

Воскресные эти обеды всегда кончались