Уэлш Ирвин - Сборная солянка (Reheated Cabbage)

Хелена порадовалась, что она не на месте этой мамы, которая, кстати, не сильно-то старше годами, но помощь бедняге предлагать не стала. Ей не хотелось возиться с чужими детьми.

Расслабившись, не обращая внимания на пацана, она развернулась к окну и, следом за сонным мужиком в соседнем кресле, закрыла глаза. Майами заполнил ее мысли. Хелена Хьюм могла думать только о том, что будет с ее любовником. Он щедрый человек, сорит деньгами, но все равно она правильно не позволила ему заплатить за билет первого класса. Особенно с учетом того, что она хотела ему сказать.

3

Солнце безжалостно заливало лучами залив, ни единое облачко не пятнало лазурь небес. Обычно Альберт Блэк гулял по вечерам, когда становится прохладнее, но сейчас он решил пройтись и встал из-под тента. Он посмотрел на панаму, лежащую на столе. В ней он чувствовал себя по-дурацки, но лысую голову надо было защищать от солнца, а бейсболку, которую ему предложил Билли, он отверг сразу. Предположив, что это головной убор Уильяма, он поднял ее и надел.

Неторопливым шагом, радуясь, что выбрался из дома, Блэк побрел по Майами-Бич, по району в стиле ар-деко, в сторону Оушен-Драйв. Больное правое колено затекло; прогулка поможет или добьет его. Он вспомнил ужас в тот день пять лет назад, когда однажды оно отказало, и он рухнул на тротуар на многолюдной Джордж-стрит. Вспомнил замешательство и страх от того, что служившая верой и правдой часть тела, которой он не придавал особого значения, вдруг перестает работать, навсегда меняя жизнь.

Пока колено держалось. Несмотря на жару, от которой рубашка неприятно липла к телу, Блэк шагал вполне бодро. На Оушен-драйв он прошел через толпу рисующихся подростков и отпускников, пересек газон обочины и приблизился к морю. Атлантический океан омывал ванильные пески. Море было спокойным, вялый прибой накатывал и стекал по залитому солнцем берегу. На пляже загорали толпы купальщиков. Но мимолетное чувство идиллической радости внезапно разлетелось вдребезги, а Блэка скрутила жестокая судорога. Она будто раздавила ему внутренности, и он понял, что ее породило: закравшаяся мысль, ноющая и горькая, что Марион там, и ждет его! Он старался протолкнуть воздух в легкие, сердце стучало быстро и тяжко, а взгляд распахнутых глаз уперся в аквамариновый простор.

“Что я здесь делаю? Надо идти домой… вдруг она вернулась… там бардак… в доме… сад…”

Две девушки в бикини, лежащие на пляжных полотенцах, заметили его скрюченную фигуру и, повернувшись друг к другу, захихикали. Инстинктивно, словно преподаватель, безошибочно определяющий нарушителя спокойствия в классе, Блэк увидел их насмешку и понял, что она нацелена на него. Вспыхнув, Альберт отвернулся и уныло побрел по песку, меняя пляж на суету Оушен-драйв. Зайдя в магазинчик рядом с “Ньюс-кафе”, он купил позавчерашнюю “Дейли Мейл”.

Расплатившись за газету, он отправился дальше. Вскоре заметил надвигающуюся суматоху: люди спешно разбегались в стороны, пропуская рычащего человека с озверевшими глазами, толкающего тележку. Пока вальяжные туристы корчили рожи, а посетители летних кафе отворачивались, Блэк, в отличие от других прохожих, глядя прямо в глаза тощему, полоумному негру, остался у него на пути. Тот притормозил свою тачку перед Блэком и злобно уставился на него, три раза крикнув ему в лицо “педораз”.

Альберт Блэк стоял спокойно, но в нем уже вскипала жуткая ярость, он прямо видел, как схватит железную вилку со столика по соседству и вонзит в глаз негру. Доставая до мозга.

“Этого скота пощадили, он жив, а Марион больше нет…”

Альберт Блэк уставился на хама с таким концентрированным и всеобъемлющим отвращением, что оно прошибло наркотический барьер у того в мозгу. Нарочито правильно он выговорил на латыни девиз своего бывшего полка, Шотландской гвардии: “Nemo Me Impune Lacessit!” Бомж опустил голову, поняв значение по языку тела и тону старого солдата. “Никто не тронет меня безнаказанно”. Тележка объехала стоящего колом Блэка. Ее хозяин, удаляясь, бормотал себе под нос ругательства.

“Такая мерзкая тварь, за гранью греха, бродит по Божьему миру в бесконечных страданиях, освободить ее от мучений было бы добродетельным поступком…”

Ужаснувшись своим мыслям, Альберт Блэк развернулся на каблуках и пошел в “Ньюс-кафе”, где обес-силенно умостился за столик на тротуаре и стал смотреть на Оушен-драйв. К нему чинно подошел молодой парень.

– Что вам подать? – изрек он.