Чарли Уильямс: Сигареты и пиво

Ну да, точно. Я заметил, что кто-то сюда сворачивает, еще когда затаскивал кресло, но за всей этой суетней до меня не доперло, что уже до хуя поздно, и на улицу, кроме меня, никто соваться не рискнет. Но эта машина почему-то была здесь, стала у моей двери и собралась глушить мотор.

Я так и застыл с поднятой ногой, обдумывая, что движок звучит совсем не так, как другие манджелские моторы. Нога у меня аж затекла, так что пришлось ее опустить и слегка попрыгать. Приведя себя в норму, я высунул голову наружу.

Насчет тачки я не ошибся. Точно не местная. Блестящая, совсем новая, а уж красоты в ней было столько же, сколько в бульдоге, если на него напялить капор. Ясен пень, ни грацией, ни стилем, которые делают “Капри” произведением искусства, тут и не пахло, но ведь не было даже роскошных форм “Кортины” Mk III, да что там, даже “Эвенджер”, который стоял через дорогу, по сравнению с этой тачкой выглядел пиздец каким эротичным. В общем, честно говоря, тачка была дерьмовая, у меня в кишках засвербело от одного взгляда на нее. Но я все равно еще какое-то время смотрел — хотел знать, что за хрен за рулем.

Сначала разглядеть было сложно, на нашей улице горит только один фонарь. Но когда глаза попривыкли, я та-ки его увидел. И он меня тоже заметил, чуть ли не головой мне кивнул. Но вспомнил я, кто это, только когда он отъехал от дома и рванул по главной дороге.

Чувак, который ошивался около “Хопперз”, точно. Тот, с которого я стряс пятнашку.

Миссис Д. П. Р. Плагхэм, проживающая в районе Макфилд, вчера, возвращаясь с тележкой из торгового центра, подверглась нападению. Неизвестный молодой человек скрылся, прихватив сумочку, в которой было четыре фунта с мелочью. Миссис Плагхэм сохранила жизнь. И ничего больше.

Вечером, уже на больничной койке, она сказала: — Теперь, естественно, проблемы с сердцем. В моем возрасте такие потрясения противопоказаны. Он напугал меня до полусмерти. И я упала.

В этот момент подошла медсестра и утерла испарину со лба миссис Плагхэм. Когда леди снова пришла в себя, я спросил ее, куда катится мир, что пожилая женщина не может уже выйти из дома, не рискуя быть ограбленной.

— Катится? Да никуда он не катится, он давно уже докатился. Сколько себя помню, меня все время грабили. Да, еще лет пятьдесят назад… Этот парень, как же его звали… Как же его звали-то? Ну, да ладно… Вот он, значит…

— А почему же вы тогда так испугались? — удивился я. Разве не из-за пережитого ужаса она лежит в больнице под капельницей?

— А, так это не из-за того, что он на меня напал. По чести сказать, он и пальцем меня не тронул. Я просто отдала все, что было, я всегда так делаю. Нет, испугалась-то я совсем не того. Что-то в его взгляде было такое…

Веки старой леди затрепетали, она часто задышала. Вскоре вернулась медсестра и задернула шторы.

На улицах Манджела было темно и сыро. Ваш покорный слуга шел поведать вам эту историю…

Я, прям сказать, охренел, да и вы бы на моем месте охренели, если б увидели этого чувака на машине у своего дома. В ту минуту меня здорово парил вопрос, хули он тут делает, я ведь не так давно облегчил его на пятнадцать фунтов. Пацан собрал дань с другого пацана, на этом дело закончилось. А если другой пацан заморочился, нашел, где я живу, и подвалил в такое время, просто чтобы посмотреть — то за каким хуем ему это надо?

Я сказал себе, что в следующий раз, если увижу этого чувака, нужно будет ему вломить, чтобы до него дошло, что к чему. Мне посрать, чужак он или нет. Я Ройстон Блэйк, блядь, и каждый пидор в округе знает, что я чужаков на хую вертел. Я их не боюсь, и выебонами меня не возьмешь.

Ну так вот, все это прокрутилось у меня в голове, едва я закрыл дверь и жестокий мир остался снаружи. Я пошел в гостиную.

Финни лежал в отрубе там же, где я его оставил. Я прекрасно понимал, как он себя чувствует. Я и сам устал как собака и хотел одного — завалиться на упругий матрас под чистые простыни. Правда, я не менял постельное белье уже хрен знает сколько недель, и матрасу было уже лет пятьдесят, так что упругости в нем было не больше, чем в члене пенсионера.

Я знал, что Финни приходится нелегко. И во сне ему всяко было лучше. Во сне он мог ходить и бегать. Мог посмотреть в зеркало и увидеть свое лицо, такое, каким оно было прежде, чем его изуродовали бензопилой, чтоо пиздец. Может, даже телку снимет, там, во сне, если повезет. Но с этим могут быть напряги, ему это и раньше ни хрена не удавалось.