Чарли Уильямс: Сигареты и пиво

Заметив меня, он притормозил и перешел на шаг, типа ниче не происходит, даже майку поправил и хаер свой длинный зачесал вбок. Ему лет так двадцать пять было, жидкие светлые волосенки свисали по обе стороны лица, как старые занавески. Судя по комплекции, жрать он не любил, да и качаться тоже. И ростом он был мне где-то по плечо, то есть еще и мелкий. Короче, задрот. И одет как задрот: джинсы и спортивная куртка с капюшоном — и все это велико размеров на восемь.

Он остановился ярдах в пяти и развел руками, будто показывал мне, что такое ярд. Натянул лыбу через всю морду, и она мне ни хера не понравилась.

— Ты еще че за хрен с горы? — спросил я, смерив его взглядом. Меня так и подмывало вломить ему пиздюлей, этот урод вел себя будто крутой, хотя с первого взгляда было понятно, что это задрот и мудила. Я ведь этого придурка ни разу в жизни не видел, так ведь? А такое в Манджеле бывает нечасто — не всякий день попадаются морды, которых не видел уже раз пятьдесят, как минимум. Если хотите знать мое мнение — а вы наверняка хотите, иначе вы бы уже шли на хер, — он смахивал на чужака. И дело не только в его шмотье. Его выдавало все, даже походка. И говорил он тоже как чужак.

— Такое дело… — начал он.

Врубаетесь, о чем я? Типичный, блядь, большой город. Весь на выебоне. И продолжил он в том же духе.

— Такое дело, я же не говорю…

— Да ты ваще ничего не говоришь, — отвечаю. — И я бы на твоем месте продолжал в том же духе. — Если и есть что-то, что я ненавижу, так это выебонистых чужаков.

Лыбу с его физии как хуем смело. Но он подобрался и давай втирать по новой. Слишком уж быстро, как по мне. Но выделываться почти перестал, это да.

— Не, друг, — сказал он, поднимая руки. Не люблю я таких пацанов, я ему не угрожал даже, а он уже руки поднимает. Наглеет, стало быть. — Я так, никто. Просто свою девушку ищу. Она куда-то сюда побежала. Ну, ты знаешь, девушки, они иногда прикалывают. Привлекают к себе внимание, понимаешь? — он подмигнул мне.

Есть еще одна вещь, которую я не люблю — это как раз когда чуваки мне подмигивают. Так что когда я снова заговорил, голос у меня, наверное, был слегка раздраженный. — Так че, это твое, что ли? — спросил я, кивнув на телку. — Может, скажешь тогда, что с ней?

— Да все с ней нормально, друг. Честно. Напилась.

— Блип, — сказала та, глядя в темное небо.

Я поднял голову. Никаких блипов там, вроде, не было.

— Эта телка не пила, — сказал я с уверенностью человека, чья работа — следить, чтобы ужратые клиенты не сильно залупались.

— Напилась, честно, друг. Она текилу пила. От текилы выхлопа не бывает.

— Текила? Да кто, блядь, тут станет пить текилу?

— Ой, да ты не поверишь. Тут можно достать текилу. Слушай, я ее заберу, лады? — И наклонился, чтобы поднять ее, а сам не отрывает глаз от меня.

— Неа, не заберешь, — я отпихнул его носком ботинка. — Че-то меня твоя версия не впечатлила. Откуда мне знать, что ты не какой-то заезжий урод, который собирается ее попользовать, бедную беспомощную девочку?

— Слушай, да все со мной нормально. Я ей ничего не сделаю. — Он снова поднял руки, будто я должен был это все у него по ладони вычитать. Теперь он стоял совсем близко, я смог рассмотреть его получше, и оказалось, он старше, чем я подумал поначалу. Лицо вроде гладкое, но морщины есть, и вены на руках были странно вздувшимися. Сложно было сказать, сколько ему лет на самом деле, че-то типа от двадцати пяти до пятидесяти. — Мне просто нужно отвезти ее домой. Иначе ей будет плохо.

— Ну, стал быть, ей поплохеет. Потому что я не дам тебе ее забрать.

Он встал и засунул руки в карманы.

— Ладно, как я могу тебя переубедить?

Я скрестил руки на груди и молчал. В конце концов, о таких делах в открытую говорить не стоит. Есть знаки, и они делают за тебя всю работу. Язык жестов, все такое. Я сделал характерное движение пальцами.

— Ага, понял, — сказал он и полез в карман как примерный мальчик. Достал несколько бумажек, пересчитал, покачал головой и полез в бумажник.

— Так че, тебе есть что сказать? — спросил я. Как и почти все пацаны в Манджеле, я могу стерпеть присутствие чужака, но не стану терпеть оскорблений от какого-то засранца. Если наезжает, мне посрать, откуда он — я его отпизжу.

— Успокойся, друг, — сказал он, выдавая мне три купюры и нервную ухмылку.

Я расцепил руки и взял бабки, но продолжал смотреть на чувака, пока не начал считать, сколько там. Это были пятерки, что меня как-то напрягло. Но и пятнадцать фунтов на халяву тоже неплохо. — Ну, вперед, — сказал я, поворачиваясь к нему спиной и убирая бабки в карман. — Она в твоем распоряжении.