Хилари Рафаэль: Я люблю Будду

ХИЁКО и сексапильная группа длинноногих мизантропок, которых она окрестила так метко и ярко (хотя было бы несправедливо — прежде всего, по отношению к христу и его культу — сравнивать его блеклый, изнуренный лик и прискорбно заброшенный брюшной пресс с богоданной и тщательно поддерживаемой посредством физических упражнений безупречной физической манифестацией ХИЁКО) “Организацией неогейш”, впервые вошла на мое хорошо обработанное, но вряд ли плодородное ментальное поле в весеннем семестре 1995 года, проворно перескочив через изгородь, они разбрелись, красуясь, по этому полю, как довольные собой игроки женской хоккейной команды: они поразили мое нежное воображение и во главе со своим очаровательным капитаном сделались темой для моей докторской диссертации, я еще не придумала для нее название, и пока что могу сказать только одно: это будет первая в истории моего университета работа, в которой рассмотрены взаимосвязи японских религий, криминологии отклонений, женских исследований, литературного творчества душевнобольных и гомеопатии, я уже сбилась с ног: никак не могу найти себе научного консультанта.

то, что семья — вышеупомянутые Питерсоны — считала себя обязанной принять ответственность за благополучие Хедер, стало поводом для внутреннего раздора, кузены-кузины считали, что ее надо оставить в покое с ее проектами в японии. и дело не в том, что они тщательно оберегали свое сокровенное право “жить, как хочется” и пользоваться возможностями, открывающимися при достижении совершеннолетия, просто ее (Хедер) позиция невмешательства (каждый-крутится-как-может) возбудила их провинциальную впечатлительность, и — скажем прямо, а почему бы и нет? когда мы сражаемся с собственными недостатками, мы в любом случае выигрываем — им было завидно, всегда было завидно, когда родители Хедер, боб и сьюзан, покончили с собой (в иной культурной среде это было бы двойное самоубийство влюбленных) она совершила стремительный переход вниз — или, если на то пошло, вверх, — по хорошо смазанной траектории от умеренного расстройства до бесспорного замешательства, что завершилось, в конечном итоге, “восточной фазой”, в семье было принято называть нездоровые явления реальности мягкими эвфемизмами, и это у них получалось мастерски, в самом начале, когда я, будущий действующий социолог, оперировала всего лишь на уровне проблеска, я разработала следующий пояснительный словарик:

маниакальное обжорство — любит чего-нибудь пожевать

маниакальная страсть к игре — (не)удачливый человек

маниакальная тяга врать — любит пошутить

агрессивность — крутой перец

алкоголизм — душа компании

половая распущенность — влюблен(а) в любовь

в общем, вы поняли, я, как могла, изощрялась, оттачивая мастерство.

эффектное и яркое превращение Хедер в ХИЁКО в какой-то мере встревожило старших членов семьи, которые могли бы списать крайнюю недоступность “восточной фазы” на смещение системы ценностей в среде молодежи, и были, пожалуй, слишком уперты и старомодны, чтобы завидовать таким вещам, как свобода, уверенность в собственных силах и одежда из полиуретана, они пришли ко мне и попросили, с прозорливостью, не наблюдавшейся в них до сих пор, не могла бы я съездить туда и разобраться, во что там ввязалась кузина Хедер, [например, они очень настойчиво спрашивали, почему сотрудник Управления национальной безопасности, ответственный за набор кадров, справлялся об этой негоднице — а буквально на следующей день о ней же спрашивали из журнала “Мисс фитнес”!]. я с готовностью согласилась отложить свою будущую диссертацию (я в то время работала над субкультурой бодибилдинга в лагерях прокаженных и центрах по коррекции фигуры), чтобы исследовать этот вопрос на месте.

наверное, не стоит и говорить, что добытые мною сведения повергли меня в состояние тихого шока, этот первый контакт с ХИЁКО и ее кармическими достижениями стал критической, поворотной точкой в моей работе, я приехала вовсе не в роли карающей руки закона Питерсонов — нет. ну какой из меня протез власти? я прилетела в аэропорт нарита как открытая книга, “как ученица, и это был вовсе не модернизированный, стилизованный вариант “сердца тьмы”, если вам вдруг так показалось.

из документов доктора Клайва Цинциннати, изъятых полицией в ходе обыска 14 апреля 1997 года.

22 октября 1996

Я убедил ее прийти ко мне в кабинет под предлогом того, что использование ею университетского оборудования — т. е. являющегося собственностью университета, — для съемок видеоматериалов, которые можно счесть порнографическими, и которые, вне всяких сомнений, нельзя расценить как пристойные, вызвало определенные трудности. [См. записи от 10 октября 1996 года]. На самом деле, я хотел дать ей возможность спокойно высказаться, и попробовать провести общий психоанализ. Позволю себе привести некоторые выдержки из нашей беседы. Пациентка вела себя возбужденно. Она отказалась сесть и предпочла стоять. Я сидел за столом, и она встала прямо надо мной. Она говорила взахлеб, быстро и оживленно: рывки агрессивного монолога, подчеркнутого вызывающе пристальным взглядом. [Примечание: для простоты записи, а также же с целью избежать путаницы, связанной с ее именем, ее реплики обозначены здесь буквой “П” — “пациентка”.]