Чарльз Буковски - Фактотум

Вернувшись домой, я рассказал Джан об этом маленьком инциденте.

— Они видели, что я дрыхну в рабочее время, но не сказали ни слова. И меня не уволили. Они, наверное, меня боятся. Из-за старины Хью. Я давно говорил: надо быть жестким, безжалостным сукиным сыном, и тогда жить станет легче. Сильные правят миром.

— Вряд ли это сойдет тебе с рук.

— Хрена лысого. Я всегда говорил, что я знаю, как надо устраиваться в этой жизни. У меня есть характер и воля. Но ты меня никогда не слушаешь.

— Потому что ты по сто раз повторяешь одно и то же.

— Ладно, давай выпьем и поговорим. Я давно собирался тебе сказать. С тех пор, как мы снова стали жить вместе, ты только и делаешь, что крутишь задницей и подставляешь ее любому, кто готов тебе вставить. Черт, если по правде, ты мне не нужна. И я тоже тебе не нужен. К чему отрицать очевидное?

Прежде чем наш разговор успел вырасти в шумную ссору, в дверь постучали.

— Сейчас мы продолжим, — сказал я Джан, после чего натянул штаны и пошел открывать. Это был почтальон. Он принес телеграмму:

ГЕНРИ ЧИНАСКИ: ДОВОДИМ ДО ВАШЕГО СВЕДЕНИЯ, ЧТО ВЫ УВОЛЕНЫ ИЗ «TIMES CO». ГЕРМАН БАРНС.

— Кто там? — спросила Джан.

— Телеграмма. Меня уволили.

— А деньги отдали?

— О деньгах там ничего не сказано.

— Тебе должны заплатить за те дни, что ты там проработал.

— Да, я знаю. Пойдем разбираться.

— Ага.

Машина давно умерла. Сперва полетела задняя передача, но с этим еше можно было справляться, если правильно просчитывать маршрут и не допускать ситуаций, когда может понадобиться задний ход. Потом тихо сдох аккумулятор, и машина заводилась только тогда, когда катилась вниз с горки. На протяжении многих недель мне удавалось справляться и с этой проблемой, но как-то вечером мы с Джан изрядно укушались, и я впал в забывчивость и оставил машину на улице у бара. Она, конечно же, не завелась, и мне пришлось звонить в круглосуточный автосервис, куда ее и отвезли на буксире. А когда через несколько дней я пришел в мастерекую, чтобы забрать свою старую колымагу, с меня попытались содрать 55 долларов за ремонт, хотя машина по-прежнему не заводилась. Я вернулся домой и послал им по почте «розовый листок»*.

Так что мы с Джан пошли в офис пешком. Джан знала, что я люблю, когда она носит высокие каблуки, и наделатуфли на шпильках. И мы пошли выручать мои деньги у «Times». Путь был неблизкий. Кварталов двадцать, не меньше. Я направился прямиком в бухгалтерию. Джан сказала, что подождет меня на лавочке у подъезда.

Я зашел в отдел выплат и обратился к молоденькой девочке за столом:

— Я Генри Чинаски. Меня сегодня уволили, и я хочу получить причитающуюся мне зарплату.

— Генри Чинаски, — повторила она. — Подождите минутку, я сейчас уточню.

Она просмотрела какие-то бумажки.

— Мне очень жаль, мистер Чинаски, но ваш чек еще не готов.

— Ничего страшного, я подожду.

— Ваш чек будет готов только завтра, сэр.

— Но меня уволили. Без предупреждения.

— Мне очень жаль. Приходите завтра.

Я вышел на улицу. Джан поднялась со скамейки. Вид у нее был голодный.

* Извещение об увольнении. Называется так потому, что первоначально в США подобные извещения печатались на розовой бумаге. В данном случае имеется в виду, что Чинаски решил вообще не забирать машину, о чем и сообщил в автосервис.

— Я предлагаю сходить на Центральный рынок. Купим мяса и овошей, потушим все вместе. И еще давай купим пару бутылок вина. Хорошего. Французского.

— Джан, мне сказали, что чек еще не готов.

— Но по закону они обязаны выплатить тебе деньги.

— Да, наверное. Не знаю. Мне сказали, что чек будет завтра.

— О Боже, и мне пришлось ковылять через полгорода на каблуках.

— Ты потрясающе выглядишь, крошка.

— Ну да.

Мы понуро поплелись обратно. На полпути Джан сняла туфли и пошла по асфальту в одних чулках. Пару раз нам бибикали из проезжавших мимо машин. Я показывал водилам палец. Мы пришли домой, подсчитали наличность. Кое-как наскребли на два тако и пиво. Мы поели, выпили пиво, чуток поругались, занялись любовью и легли спать.

На следующий день, сразу после полудня, мы снова отправились в редакцию «Times». Джан опять была на каблуках.

— Давай ты сегодня сделаешь тушеное мясо, — сказала она. — С овощами. Оно у тебя получается просто отлично. Больше никто так не умеет. Это твой величайший талант.

— Ну спасибо.

Мы прошли двадцать кварталов. Джан опять села на лавочку перед входом и сняла туфли. Я пошел в бухгалтерию. Там сидела все та же девчонка.