Джо Фауст - Дьяволы Фермана

Едва мы вступили на улицу, нас окружили торговцы, пытаясь всучить нам разом три канталупы. Они словно шутливо сражались за право вручить дыню Хонникер из Расчетного отдела. Мы разрешили их спор, ускользнув на середину улицы. Протолкались мимо отплясывавших польку парочек, отыскали на тротуаре незанятый столик и, хохоча, рухнули на стулья.

Потом мы несколько объелись, поскольку стремились попробовать всё: колбаски с луком, колбаски с квашеной капустой, цыплячьи ребрышки, рыбу и соевые протеиновые палочки, приготовленные в виде шиш-кебаба. Каждый выпил невероятное количество пива, поскольку нам предлагали огромное число сортов. Темное и светлое, красное и зеленое, «Алее» и «Лагер» — с любым уровнем содержания алкоголя. К моему удивлению десертов было не так уж и много: сырно-морковные пирожки да несколько приготовленных на месте пончиков. Зато повсюду присутствовали свежие фрукты — особенно тот, который и дал название празднику.

Обед закончился, и прежде чем я опомнился, мы снова оказались на улице. Мы танцевали до упаду. Потом слушали, как невысокая смуглая женщина поет чувственную латиноамериканскую балладу. Хонникер слизала соус барбекю с моих пальцев. Я поцеловал ее в маленькое пятнышко горчицы на щеке. Мы устали, наша одежда запачкалась, а дыхание пахло пивом. Постепенно стемнело, и улица озарилась романтичным мерцанием фонарей.

В конце концов, сжимая в руках свои дыни, мы побрели прочь от ликующих толп. Через некоторое время мы обнаружили, что стоим перед небольшим отелем в Вилладж — странным и величественным зданием, не всегда являвшимся гостиницей. Правительство приобрело его в начале века, поскольку надеялось на немалые доходы от туристов с тех пор, как День Канталупы объявили настоящим праздником.

Мы с Хонникер смотрели на здание, на неоновую надпись «ОТЕЛЬ», горящую над входом и окрашивающую стены в фантастические, яркие цвета. Потом мы посмотрели друг другу в глаза. Мы знали…

Меня охватила эйфория. Не моргнув глазом, я выложил за комнату двадцать пять тысяч долларов — деньги, которые я мог бы сохранить для своего дома в Принстоне. Но в данный момент это не имело значения…

Комната оказалась небольшой, но уютной — с широкой бронзовой кроватью посередине. На маленьком столике стояла ваза с двумя канталупами, и еще две — те, что мы принесли с Бликер-стрит — присоединились к ним. Я выглянул на кухню, а когда вернулся, увидел, что Хонникер слоняется вокруг телевизора.

— И думать забудь, — сказал я.

— Уже забыла. — Она подошла к окну и распахнула шторы. Мы выглянули наружу, обозревая панораму — крыши Вилладж и реку, над которой вспыхнул фонтан огней — яркие белые сполохи и алые линии, стрелами вонзившиеся в ночное небо.

Я обошел Хонникер и поцеловал ее в шею. Над рекой расцвел еще один фейерверк — на этот раз серебряный и лиловый. Хонникер восторженно ахнула, вторя толпе, беснующейся на улице далеко внизу. Я обвил ее руками, не прекращая поцелуев, и принялся расстегивать блузку. А она все смотрела на каскады света и цвета, тихо мурлыча что-то неразборчивое под нос.

А потом мы сидели на кровати, и я на мгновение отвернулся, освобождаясь от одежды и горько сожалея, что не удосужился подумать о «Любовном тумане». Я лихорадочно искал выход из этой ситуации, когда Хонникер неторопливо подняла с пола сумочку, извлекла оттуда баллончик и сунула его мне в руку.

Я забрался в постель, где она уже ожидала меня. Она сжала ладонями мои щеки, поцеловала, а потом проговорила:

— Не беспокойся обо мне, Боддеккер. Это для тебя. Это для тебя.

Я нежно поцеловал ее. Я был не в настроении спорить.

Никто из нас не побеспокоился задернуть шторы, и поэтому я проснулся от солнечного света, залившего комнату. Я осторожно вывернулся из объятий Хонникер и встал с кровати Сперва я намеревался лишь задернуть шторы и вернуться назад, но, подойдя к окну, залюбовался видом утреннего города и тонкой фигуркой Хонникер в потоках света. Так что я приподнял подушку, чтобы загородить ее лицо от солнечных лучей, и уселся за стол. Я разрезал одну из канталуп и съел несколько кусков, не отрывая взгляда от окна.

Оглянулся на спящую Хонникер, посмотрел в зеркало, и на глаза мне попался телевизор. В тот же момент я вспомнил о наноклиновском ролике. Впервые за последние недели я спокойно проспал всю ночь вместо того, чтобы ворочаться в кровати, ожидая такой важной первой реакции. Первая реакция очень много значит для рекламы. Она показывает, как сработало твое творение и будет ли данный конкретный ролик продавать товар… Я рефлекторно взглянул на запястье — часы исчезли. Они валялись где-то в комнате.