Терри Сазерн: Кэнди

Она сосредоточенно выполняла упражнение номер четыре под чутким руководством великого Гриндла, который давал ей команды, когда нужно ускорить или замедлить темп, и тут в палатку вошла черноволосая девочка, которая провожала Кэнди до шахты. Вернее, она не вошла, а просто встала в дверях, глядя за Кэнди с неприкрытым неодобрением.

— Очень мило, — сказала она с язвительной горечью.

Кэнди, сосредоточенная на своем упражнении, не заметила, как вошла черноволосая, так что неожиданный звук постороннего голоса сильно ее напугал — как и великого Гриндла, который тоже был полностью поглощен наблюдением за Кэнди, ведь упражнение следует выполнять правильно, и наставник должен за этим следить. Он зарычал от ярости, резко развернулся и набросился на черноволосую чуть ли не с кулаками. Впрочем, та уже убежала.

Но, убегая, успела крикнуть:

— Он притворяется, что великий учитель, а сам только и думает, как бы залезть в твою сладкую ямку! — Но ее голос почти растворился в густой темноте снаружи.

— Дешевка! Мещанка! Ханжа! — высказался Гриндл с неподдельным раздражением, вернувшись обратно в палатку. — Ее надо как следует выпороть, вот что!

Кэнди понравилось, что он так разозлился из-за того, что им помешали. Ей очень польстило, что он проявляет такой интерес к ее духовному продвижению. Ей тоже хотелось скорее продвинуться в плане духовном — на пути к мистическому просветлению. Чтобы порадовать своего учителя, она принялась выполнять упражнение с удвоенным рвением.

— Да! — сказал Гриндл. — Замечательно! А теперь, следующее упражнение… — Он умолк на полуслове и наклонил голову, как будто прислушиваясь к чему-то.

— Тише! — сказал он Кэнди.

Теперь она тоже услышала: тихий свист, снаружи, совсем рядом с палаткой.

— Жди здесь! — Гриндл направился к выходу. — Это будет следующее упражнение: жди меня здесь и постарайся вообще ни о чем не думать.

— Хорошо! — ответила Кэнди.

Гриндл вышел из палатки, а Кэнди честно попыталась освободить голову от всяких мыслей, но она была слишком возбуждена, и у нее ничего не вышло. Она подумала, что, может быть, стоит выйти из палатки и взглянуть на ночное небо — тогда у нее наверняка что-то получится. В смысле, вообще ни о чем не думать.

— Только если не будет звезд! — сказала она себе вслух, вышла наружу и подняла глаза к небу. Она вовсе не собиралась глазеть по сторонам, но она волей-неволей заметила Гриндла, который стоял чуть поодаль, у тележки с углем, куда Кэнди чуть раньше высыпала и свою скромную «наработку». Он был там не один. С ним были еще двое каких-то мужчин. Они о чем-то переговорили вполголоса, и один из мужчин передал ему что-то… наверное, деньги, если судить по тому, как он их отдавал… вроде как украдкой, по одной купюре за раз, как будто еще и считал их в процессе. Потом эти двое мужчин взялись за тележку и покатили ее прочь. Похоже, что Гриндл только что продал на сторону тележку с углем, добытым «Молодыми и трудолюбивыми».

Для Кэнди это явилось большим потрясением. Она тихонько вернулась в палатку и встала, опустив голову и надув свои прелестные губки. Она даже не обернулась, когда Гриндл вернулся в палатку. Он весело потирал руки — как человек, только что совершивший выгодную сделку. Это лишний раз подтвердило неприятное открытие Кэнди, и ей стало противно и страшно.

— Ну! — проговорил Гриндл со смаком. — А теперь отвечай! Где я был?

— Вы были снаружи, — холодно проговорила Кэнди, — и продали кому-то тележку общего угля! — Она закрыла лицо руками, бросилась в дальний угол палатки и безудержно разрыдалась.

— Как вы могли? — всхлипывала она, уязвленная до глубины души. — Как вы могли?!

И вот что странно: жуткие обвинения Кэнди как будто не стали для Гриндла большой неожиданностью. Во всяком случае, он не смутился, а только выказал легкое раздражение на вспышку Кэнди и на ее слезы, которые, похоже, были ему неприятны.

— Это было вообще ничто! — он небрежно махнул рукой и недовольно нахмурился. — Просто материальное соглашение. Абсолютно незначительное в плане духовном.

— А почему вы тогда взяли деньги? — спросила Кэнди, поднимая на Гриндла заплаканные глаза, чтобы он видел ее неизбывную боль и обиду от его предательства. — Мистер Аспай никогда бы не взял, никогда! — закричала она. — Он говорил, что все это — сон! И вы говорили мне то же самое! Он бы не взял никаких денег, а ведь он всего-навсего ваш секретарь! Это ужасно, ужасно! — И она вновь разрыдалась, закрывая лицо руками.