Ричард Хелл: Погнали

Она делает для меня все. Она даже придумала способ, как избавить меня от моих вечных дурацких: "а дай мне десятку «взаймы». Она сказала, что хочет брать у меня уроки, и согласна платить десять долларов за урок: она будет пытаться довести меня до оргазма руками и ртом, а я буду критиковать ее технику. Я сажусь на диван, раздвигаю ноги, и она опускается на колени у меня между ног. Она называет меня Учителем. К сожалению, за все эти годы ее техника лучше не стала. Несмотря на мою конструктивную критику. Когда она пытается мне отсосать, это напоминает мне, как я в детстве пускал себе на лобок живых мышек, чтобы они там побегали.

Так что я ей звоню.

И она приходит.

Она щебечет и тянет гласные. Она говорит со мной в том кокетливом заговорщеском стиле, который, на самом деле, такой же ломкий и хрупкий, как старая кинопленка. Она вся – робкий, застенчивый секс и досужие слухи о знаменитостях и музыкантах. Меня это бесит – как-то все это жалко и мелко, – но я обращаю свое раздражение в насмешливую холодность, и ей это нравится, она упивается этой моей язвительностью, достигает новых глубин своего драгоценного самоуничижения ради меня. На самом деле, мне самому очень не нравится, как я с ней обращаюсь, но мы продолжаем встречаться. Потому что она – это все, что мне нужно.

Мы предаемся разврату в гостиной и спальне. Пыльные окна – в подтеках грязи, словно в корке экземы, но навязчивый свет все равно проникает в комнату мутными сумрачными лучами, фиксируя наши движения в серии последовательных стоп-кадров, застывших в мертвом ритуале, словно мы с ней две фигуры из тусклой бронзы, в бледно зеленом налете патины, который пачкает руки. Словно мы – недозрелые полулюди, отпочковавшиеся от мебели или от стен, но так и застрявшие на полпути. Сон становится явью. Но ее влагалище такое розовое и мягкое, такое влажное и текучее; а мой член – истощенный, огромный, – пронзает его во вместилище из ее шоколадной кожи. Подлинная валентинка в человечьем пространстве.

Меня всегда поражала ее способность преломлять мои словесные оскорбления своими несколько неуклюжими, но неукротимо настойчивыми потугами на остроумные ответные реплики, равно как и способность безропотно принимать и даже находить удовольствие в том, как я ее беззастенчиво оскорбляю в сексе. Зато ее притязания на обладание некоей печальной – из третьих рук – искушенностью удручают и бесят, и ее настоящая жизнь неожиданно поднимается из потаенных глубин человеческого естества, и неловкий писатель превращается в самодовольного идиота, а его повествование – в искусственный и гротескный текст. Исключение составляют только очень толковые парни, которые знают, на что следует обратить внимание. Типа меня.

Пора помолиться.

Одна из приятностей моего состояния – полная отстраненность, дающая безупречное чувство времени. Я говорю ей, что пора уходить, и она уходит.

Репетиция в семь. Сейчас – почти шесть. На самом деле, меня жутко ломает куда-то идти. Надо позвонить Джиму. Джим – единственный из всей команды, за кого я еще чувствую что-то вроде ответственности.

– Слушай, Копли, – ною я в трубку. – Я так устал.

– Так что, на репу тебя не ждать?

– Я этого не говорил.

– Скажем так: за твоими отчаянными стенаниями мне послышалось столь же отчаянное желание отменить сегодняшнюю репетицию.

– Какой ты у нас проницательный. Может быть, ты и прав. Наверное, мне действительно стоило бы уделять больше внимания своим потаённым чувствам. Есть возражения?

– Как я могу упустить возможность остаться дома и осквернить твой труп, пусть даже мысленно?

– Ты не сердишься?

– А ты догадайся.

– А я тупой.

– Слушай, у меня есть, чем заняться. Или, может быть, я позвоню Стиву Баторсу и приглашу его в студию, раз ты сегодня не можешь.

Я смеюсь.

– Копли, ты такой юморист. Знаешь, ко мне приходила Мерри. Только-только ушла. Ты же знаешь, о ком я?

– Твоя маленькая ученица?

– Ага…

– Не удивительно, что ты вымотался.

– И знаешь, что она у меня спросила? Она спросила, а правда, что ты однажды «случайно» убил одну десятилетнюю девочку.

– Что?!

– Честное слово. Не знаю, откуда она это взяла. Может быть, из твоих разговоров за сценой. Ты иногда такого наговоришь… В общем, я расхохотался, а Мерри просто сидела и таращилась на меня своими большими, немного испуганными глазами. Знаешь, иногда она меня беспокоит.

– Ну да, когда ты не занят, впиндюривая свою штуку ей в прямую кишку.