Ричард Хелл - Погнали

Все происходит как шквал дождя, как маленькая, но свирепая буря в ее мягкой постели. Это так здорово – познать ее тело вот так . Это как некое неуловимое знание где-то внутри, экстраполяция подсознания, тайное подозрение вне всех пределов, мечта, воплотившаяся в реальность, мечта, которая далась тебе в руки и стала твоей. Это как чудо, которое ошеломляет. Как изумительное извращение. Мы – в другом мире. У нее потрясающее влагалище для женщины ее возраста – тугое, упругое, тесное. Похоже, она не часто занимается сексом.

Я не знаю, хочу ли я видеть ее глаза – я смотрю ей в глаза, но это совсем не опасно, потому что ее глаза плотно зажмурены. Я смотрю на нее – на всю. Я лижу и обсасываю ее разгоряченную штучку, мой напрягшийся член прижимается к ее гладкой икре. Даже ее влагалище – может быть, я его пару раз видел раньше, мельком, случайно, когда был совсем маленьким, – кажется таким близким, таким знакомым. Она вся пронизана сексуальностью, вся такая уступчивая и покорная, ее соки пенятся у меня на губах. Такая нежная, ласковая… и волосы у нее на лобке – такие мягкие, и от нее так вкусно пахнет. Я раздвигаю ее ягодицы – по-прежнему твердые и упругие, – и запускаю язык ей в задницу. Но мне уже невтерпеж, я словно взбесившийся кобель с раскалившимся докрасна хуем. Кажется, если я прикоснусь к ее коже членом, он оставит клеймо. Я хочу заклеймить ее всю – каждый дюйм ее тела. И мне нравится с ней целоваться. Потому что она вся такая безвольная – не холодная, нет, просто пассивная, – но на поцелуи она отвечает. Как будто она меня по-настоящему любит. Она отвечает на мои поцелуи страстно, но в то же время с опаской, как будто пробует, хорошо это или нет: начинает так робко и нежно, но распаляется уже в следующую секунду, и вся раскрывается мне навстречу. Глаза закрыты, лицо горит. Она готова взорваться. Когда я вставляю ей, мне становится чуточку страшно. Хочется остановить мгновение. Это так хорошо – и где будем мы оба, когда все закончится? Я так возбужден, что боюсь кончить прямо сейчас, но волшебство этого действа и даже мой собственный страх помогают продлить удовольствие. Она кончает! Господи, как хорошо. Как в сказке. Она кричит, больше не в силах сдерживаться, и я целую ее – в губы, в грудь, в шею, и продолжаю долбиться в нее, как безумный. Это такое блаженство… И я чувствую, как срывается первая капля спермы, и вот она уже бьет струей, и тут начинается что-то уже совершенно невообразимое – я вижу вспышки ослепительно белого света. Я поворачиваю голову, и хотя взор у меня затуманен, и вообще я сейчас мало что соображаю, я вижу фигуру в дверях.

Я хватаю ртом воздух, и мое сдвоенное сознание распадается, и я прихожу в себя, но явно что-то упустив, и опять выпадаю куда-то вовне, и сердце как будто выскочило из груди и болтается на хряще футах в трех от тела, и я почти умираю от беспощадного страха, и лихорадочно пытаюсь сообразить, что происходит, пока мое сбежавшее сердце становится черно-зеленым, а кровь превращается в жидкий металл, и мне больно, так больно. И даже когда я узнаю Криссу, анонимный убийца все равно остается стоять в дверях, и иглы вонзаются в мое тело, пропарывают насквозь, голова разбухает болью, и это все не прекращается. Она поднимает фотоаппарат и быстро щелкает вспышкой. Раз, другой, третий. Что?! Стремительный наплыв замешательства вместе со страхом и ревущим потоком злости, и я не знаю, что делаю. Черт бы ее побрал. Опять поворачиваюсь к тете Джейни. Мой стон и сбой ритма заставляют ее насторожиться, и она открывает глаза, и я накрываю ее собой, чтобы она не увидела Криссу. И только тут до меня доходит, что, поддавшись секундной панике, я непроизвольно вынул из нее свой член. Она в замешательстве смотрит на меня и, наверное, видит все: и мое обиженное, капризное выражение, для которого у нее нет объяснений, и то, что я притворяюсь, хотя и пытаюсь не притворятся, во всяком случае, я пытаюсь, чтобы она не заметила это притворство, и то, что я совершенно ее не знаю, да и не особенно стремлюсь узнать. Грусть и страх – такие глубокие, каких мне никогда не узнать, – проступают в ее глазах, затуманенных сексом, но меня это уже не волнует. Она пытается что-то спросить, но умолкает на полуслове, а я сваливаюсь с нее, словно дохлая рыба, я еще не отошел после прерванного оргазма, хотя и успел кончить по полной программе, и мой мокрый поникший член устало свисает набок. Фотокамера щелкает, запечатлевая невыносимый страх и смущение моей тети, когда она, наконец, замечает Криссу и начинает кричать. Ее всю трясет. Я замираю, сгорбившись, как обезяна, готовая броситься на врага. В крови бушует адреналин.