Алан Глинн - Области тьмы (The Dark Fields)

Я поблагодарил Нестора за помощь, а потом взял такси до Шестьдесят Первой и Третьей. Открыл конверт на заднем сиденье машины и пальцем потрогал пачки стодолларовых купюр. Никогда прежде я не видел столько денег, и от одного вида кружилась голова. Она стала ещё сильнее кружиться, когда я отдал деньги в банке и смотрел, как кассир их считает.

После этого я снова поймал такси до Десятой улицы и засел за работу. В моё отсутствие акции, которыми я владел, сильно выросли в цене, увеличив мой базовый капитал до 50 тысяч. Это значило, что с деньгами Геннадия у меня в распоряжении ровным счётом 150 тысяч, и поскольку до конца торгов осталась пара часов – а значит, очень мало времени на исследование материала – я сразу же к нему приступил, отслеживая оценки, тягая акции туда-сюда, покупая, продавая, бегая по разным колонкам цифр на компьютерных экранах.

Этот процесс набрал обороты, и поздно вечером достиг апогея с двумя крупными покупками – назовём их У и Я – рискованные высокодоходные акции, обе на резком подъёме. У дотащила меня до отметки в 200 тысяч, а Я – далеко а неё, где-то к четверти миллиона. Это были насыщенные, местами мучительные часы, но они дали мне почувствовать подлинное волнение схватки с вероятностями и громадное количество адреналина, я буквально чувствовал, как он выделяется внутри меня, и течёт по организму – почти как цены акций движутся по биржам.

Однако, несмотря на степень моего успеха, а может, из-за неё, во мне начало расти чувство неудовлетворения. Мне казалось, что я могу делать что-то большее, нежели торговать из дому при помощи компьютера, и бытие партизанского маркетмейкера никак не сможет сделать меня счастливым надолго. На самом деле я хотел узнать, как это будет – торговать изнутри, на самом высоком уровне… на что это будет похоже и как это будет ощущаться – покупка миллионов: акций за раз…

Поэтому я позвонил Кевину Дойлу, инвестиционному банкиру, с которым завтракал пару воскресений назад – и договорился встретиться с ним за коктейлем в “Комнате Орфея”.

На прошлой нашей встрече он настоятельно советовал мне собрать портфель акций, так что я решил попользоваться его мозгами и попросить совета, как мне выйти в высшую лигу.

Когда я пришёл в бар, Кевин поначалу не узнал меня. Он сказал, что я изменился, заметно похудел с нашей встречи у Херба и Джилли.

Он хотел узнать, каким спортом я занимаюсь.

Я уставился на него. Херб и Джилли? Потом я понял, что это у них дома в Верхнем Ист-Сайде я оказался в ту ночь.

– Ничем я не занимась, – сказал я. – Спорт – это фигня, это для обывателей.

Он засмеялся и заказал “Абсолют” со льдом.

Кевину Дойлу было под сорок, может, сорок два, и был он элегантен. На нём был тёмно-серый костюм и красный шёлковый галстук. Я не помнил, что втирал ему у Херба и Джилли, или потом, на ужине на Амстердам-авеню, но одно я помнил ясно, что говорил по большей части я, а Кевин – не считая попыток давать мне советы по акциям – ловил каждое моё слово. Я снова перешёл в режим очарования, когда человек хочет был стать моим лучшим другом, как с Полом Бекстером и Арти Мельцером. Я пытался проанализировать, как так получается, и решил, что мой энтузиазм и готовность не судить – и не конкурировать – задевает в людях какую-то струну, особенно в людях, зажатых стрессом и паранойей. А вообще, я уже лучше контролировал позывы говорить, поэтому решил – пусть разговор ведёт Кевин. И спросил его про “Ван Лун и Партнёры”.

– Мы маленький инвестиционный банк, – начал он, – около двухсот пятидесяти сотрудников. Мы занимаемся венчурным инвестированием, управлением фондами, недвижимым имуществом, всем таким прочим. В последнее время мы были брокерами на весьма крупных сделках в сфере развлечений. Для MCL-Parnassus мы готовили покупку “Кэйблплекс”, а сейчас сам Карл Ван Лун обсуждает что-то с Хэнком Этвудом, председателем MCL. – Он задумался, потом добавил, как будто сообщал о том, что его взяли в футбольную команду: – А я финансовый директор.

Но когда он углубился в детали, объяснив, что он – один из семи или восьми финансовых директоров, которые присматривают за собственными сделками, а потом получают большие комиссионные, я впервые осознал, что Кевин – не какой-нибудь долдон с Уолл-стрит. Из его слов вытекало, как я прикинул, что он делает миллиона два-три в год.

Теперь уже он меня очаровал.

– А Ван Лун? Он… – спросил я, хотя у меня и вопроса-то пока не было, я просто поддался магнитному притяжению известности, которая до сих пор окружала начальника Кевина.