Рон Батлин: Звук моего голоса

А поскольку мы постепенно выходим из этой эры, я предчувствую, что «Звук моего голоса» получит заслуженное признание как один из лучших романов своего рода и времени.

Ирвин Уэлш

Когда умер твой отец, ты был на вечеринке, и тебе немедленно сообщили. Настоящее чудо. Оно было недолгим, конечно, но достаточно убедительным в первые несколько мгновений. Потом, час спустя, ты привел домой девушку и принуждал ее заняться любовью, а она плакала и упрашивала тебя не делать этого; даже теперь ее слезы остаются единственным, что заставило тебя почувствовать горе от смерти отца. Тебе тридцать четыре. И все, что с тобой когда-либо происходило, продолжает происходить.

Когда бы тебя ни увозили из деревни на отцовской машине, ты неизменно смотрел в заднее окно, чтобы ваш дом — одноэтажный коттедж — оставался в поле зрения как можно дольше. Дорога карабкалась на крутой холм, и чем более широкий вид открывался на деревню, окружающие поля и леса, тем сильнее ты напрягал взгляд, фиксируя его на белых стенах коттеджа, стараясь даже не мигать. Ты никак не мог поймать момент, когда дом на самом деле исчезал; приходило лишь внезапное осознание, что это случилось, после того как ты всего на секунду, сам того не желая, расслаблялся и терял его из виду.

Потом, когда отец спускался с холма, возвращаясь в деревню, ты начинал с волнением ловить каждую знакомую примету, предшествующую появлению дома: дом пастора, потом выгул для лошадей, деревянный сарай. «Его там может не быть, его там может не быть», — повторял ты про себя. К моменту, когда вы равнялись с садом Кейра, ты доводил себя до состояния почти невыносимой неуверенности. После этого медленно, очень медленно ты поворачивался в направлении дома. Ты, как только мог, растягивал эту свою тревогу, эту свою тоску. Они, ты знал, соизмеримы с той радостью, которая наступит, как только ты снова увидишь мелькнувший белый цвет: ваш коттедж у подножия холма.

Когда машина останавливалась, ты выбирался из нее. Родители доставали из багажника покупки, совершенно не видя чуда, случившегося совсем рядом: ты уехал, а потом вернулся в то же самое место. Все, что ты знал о себе, еще раз подтвердилось: удовольствие, которое ты получаешь от скрипа несмазанных петель калитки; боязнь собаки из соседского сада; нетерпение перед сбором куриных яиц. Привозя тебя домой, отец снова возвращал тебя самому тебе. Ты смотрел на привычные вещи, окружающие тебя, молча здоровался по очереди с каждой из них, а потом переводил удивленный и благодарный взгляд на отца. А он хлопал крышкой багажника и уходил в дом.

Как-то днем он повез вас с матерью на пикник. Вы отъехали на двадцать миль в сторону гор, окна машины были полностью открыты, давая доступ потокам свежего воздуха. Время от времени отцу приходилось останавливаться, чтобы дать радиатору остыть. В первый раз, когда он снял с него крышку, ты увидел, как кипяток выстрелил в воздух. Ты подумал, что это очень весело.

— У нас снова будет фонтан? — всякий раз с надеждой спрашивал ты машину, когда она останавливалась. Тебе было три года, и ты еще верил, что она ответит тебе.

Наконец отец свернул на узкую проселочную дорогу, по которой проехал вверх по холму около мили, пока не затормозил перед заброшенной фермой. Машина остановилась во дворе, и вы втроем выбрались из нее.

Здесь было еще жарче — ни дуновения ветерка. Выщербленные стены покинутых строений, казалось, сами дышали зноем. По двору были разбросаны разбитые кирпичи и булыжники, точно маленькие скалы, заросшие сорняками и высокой травой. В углу ржавел старый комбайн, краска облетала с него от легкого твоего прикосновения; вокруг в траве валялось несколько молочных бидонов. Окна и двери дома были выбиты, и ты удивился, увидев мелких птичек, залетающих в дом и вылетающих из него. Одна из них даже села на оконную раму и защебетала.

— Теперь это ее дом, — сказал ты родителям, потому что, когда ты приблизился к птице, она залетела в комнату и, усевшись на каминную полку, стала смотреть на тебя.

В коровнике было прохладно; там стоял запах сена, а через маленькие дырочки в кровле виднелись солнце и небо. Впрочем, через несколько минут ты поежился. Неожиданно тебе стало холодно, и ты решил вернуться во двор.

Сначала ты подумал, что крах и разрушение фермы произошли одновременно. Ты представил себе, как однажды фермер в приступе ужасного гнева разбивает все окна, срывает двери с петель; ты вообразил, как он, широко расставив ноги, стоит на крыше, сдирает черепицу и швыряет ее вниз на камни. На самом деле ты даже испугался, что он вдруг появится и обвинит во всех этих разрушениях тебя и твоих родителей.