Хелен Уолш - Низость

Гай Фокс! Самый мой лучший праздник. Не в последнюю очередь из-за его магического местоположения на сезонном ландшафте — этом кратком и несравненном периоде, когда осень уступает дорогу зиме, и преддверие Рождества поблескивает на горизонте. Но еще потому, что пять лет назад Джеми, Билли с корешами собирались в Сефтон-Парке на шоу костров, потом двигали в город за Большим Безумием. Позапрошлогодний год стал моим любимым. Джеми и Син все еще жили на Парли. После костров они устроили тематическую вечерину «Сутенеры и Проститутки», и мы с Билли нарядились проститутками. Его костюм был ленивой компиляцией предметов из гардеробов, принадлежащий мне и его матери — белый лифчик, килт, домашние тапочки и шуба в стиле Кристалл Каррингтон. Я отдала предпочтение классическому ансамблю Хоуп-стрит — спортивный костюм «лакост» на два размера меньше с закатанными до колен штанинами, волосы зачесаны назад в вульгарный конский хвост на макушке, а лицо вымазано оранжевым тональным кремом. Мой выход стал одним из наиболее досадных моментов моей юности. Никто, кроме Сина, не просек фишку — остальные пришли к заключению, что а) я забыла, что это тематическая вечеринка; б) у меня дерьмовый вкус в одежде. Правда, несколько секунд спустя мое замешательство разлетелось на куски, когда ввалился Билли, всем своим видом напоминавшим Траляля из «Последнего выхода в Бруклин».

Как и на всех вечеринках Сина, там было изобилие шампанского и кокоса. И мы с Билли зарядили себе по столько, что большую часть вечера провели, рассекая по Перси-стрит в поисках клиентуры. На той вечерине не случилось ничего из ряда вон выходящего, но оглядываясь назад, я чувствую, что это был один из самых счастливых вечеров в моей жизни. Мы все были так близки друг другу, такие замечательные друзья. Уже даже к тому Рождеству наша компания понемногу разваливалась, и на мальчишник с лэп-дэнсом в честь дня рождественских подарков [8] 26 декабря. , на которую было разослано два десятка написанных от руки приглашений, собрались только я, Джеми, Билли и Син. Джеми был рад. Он не врубается в тему этих холостяцких вечеринок. Он предпочитает, чтобы все было максимально камерно и скромно. Я была расстроена.

Со времени экстази-одиссеи в Уэльсе, я вела относительно воздержанную жизнь. Почти перестала бухать — к этому решению меня более или менее сподвигли антибиотики (каковые стерли все свидетельства порочных наклонностей из моего организма) — и переделала себя в образцово-показательную дочку. Я кормила папу всякой удивительной вкуснятиной, отправляла его в универ в отутюженных рубашках и брюках, починила подтекающую ванну, вычистила палисадник и ходила по магазинам. И я предприняла огромное усилие в отношении Джеми — вела беседы о его жизни вместо того, чтобы выслушивать его занудства насчет моего расписания и нюансов, как и когда оно мне подходит. А еще я приучила себя относиться более дружелюбно к его миссис. Хорошо, мы никогда не станем с ней закадычными подругами, но, по крайней мере, я не вспыхиваю всякий раз, стоит ему произнести слово на букву «М». Если у Джеми есть желание трепаться о своей роющей носом землю на предмет золота крысе, я не стану кроить недовольную морду.

Мой единственный реальный минус — это неспособность взяться за какую бы то ни было осмысленную работу. Я собралась и сдала все хвосты, но еще совсем не принималась за диплом. Я даже не в состоянии составить план. Обширные идеи, предложенные мною Джеко, были под тем или другим предлогом отвергнуты. Пятнадцать тысяч слов, это же до хуя писать, когда не чувствуешь ни малейшей заинтересованности в теме.

К тому времени, когда я засаживаю себя позаниматься, уже пятнадцать минут первого. Заряжаю мозг кружкой приторного чая, затем усаживаюсь, подогнув под себя ноги, на полу в гостиной, а передо мной разбросаны все мои книжки. Открываю книгу и пробую читать, но взгляд переползает к окну. Там нависло позднеосеннее небо, слякотное и голубое. Я разворачиваюсь в противоположную сторону от него и пытаюсь сконцентрироваться на чтении, но глубина и глянец роскошного неба крепко засели в моем мозгу, запустив в нем механизм непобедимой неугомонности. Швыряю книжку на пол и беру другую, с более заманчивой обложкой. Открываю наугад. Фразы длинные и навороченные, не поддающиеся перевариванию.

Время идет. Я лежу на спине и запускаю руку в свои широкие штаны. Я не чувствую сексуального возбуждения. Последнее время я этим не занималась, но резвая дрочка мимоходом, возможно, выведет часть этой неугомонности из организма.