Владимир Козлов - Варшава

На сиденье напротив меня – мужик. Лет сорок пять – пятьдесят, морщинистое лицо, лысина прикрыта клоком волос, из ушей торчат седые волоски. На полу – пустая бутылка от водки.

Мужик говорит:

– Вот ты, наверна, студент?

– Ну, студент.

– Значит, умный, должен ва усём разбираться. Ня то, што мы – старые…

– Ни в чем я не разбираюсь.

– Ладно, ты не эта самае. Ты знаешь, пра што я гавару. Вот ты мне абъясни, што эта робится? Я ни хера не магу панять. А ты?

– Что вы имеете в виду?

– Ты мне мозги не еби… Што эта за блядство, а? Адни спекулянты, и больше ни хера. Купиу за капейку – прадау за рубль. Как эта, ты мне абъясни. Адин, блядь, усю жызнь работае, как Карла, и ни хуя денег нет, а эти, бля – купиу за капейку, прадау за рубль…

– А что тут такого? Каждый может этим заняться. Даже вы, например.

– Ты што, дурной?

– А что такое?

– Не, ты, эта самае, извини… Ну, выпили, ты панимаеш. И не панятна ни хуя. Раньше жыли… Усе было панятна, палучыу двести рублей у месяц – и харашо, а сейчас не знаеш, сколька этих бумажек нада… Ерунду зрабили – белки на деньгах, зайцы… Ленин там, Крэмль – эта ладна, а то зайцы… А чего сейчас па радио гаварят «паважаныя спадары»? Вот ты мне объясни, чего эта я – и «спадар»? Был усю жызнь таварищ, а сейчас, на хуй, спадар. Раньше Масква была сталица, и усе знали, а тяпер? Тяпер што, Минск – столица? Гауно этат Минск, гауно. Ну што, ты мне абъясниш?

– А что я могу объяснить?

– Не можаш – тагда сиди и не пизди.

Родители кормят меня картошкой с сардельками. Я жую и рассказываю:

– Ну, учеба как учеба. Фонетика, грамматика, практика языка. Потом всякие другие предметы – логика, история, психология…

Мама спрашивает:

– Тебе хоть интересно?

– Ну так…

Папа говорит:

– Да, не повезло тебе – в такое время учиться в другом городе. Надо было поступать здесь, у нас – все бы намного проще было…

Мама недовольно смотрит на него.

– А что ты как отец сделал, чтобы ему там легче было, а?

– А что я мог сделать? Захотел – поехал учиться. А мы – чем сможем…

– И чем ты сможешь, хотела бы я знать? Слава богу, что поступил на бесплатное, а если б не прошел… Где взять сорок тысяч в год? И так всю сберкнижку на репетитора отдали. Поступить – поступил, а как он там жить будет, не представляю себе.

– Все живут, не один я приезжий. Найду работу…

– Много ты нашел? Сейчас кругом сокращения, да и студентов брать не хотят. Лучше думай про учебу, на жизнь мы тебе будем давать.

– Не надо мне денег. Сам заработаю.

Отец поддакивает:

– Правильно говоришь. Надо быть оптимистом. А ты, Лариса, так не настраивай его, что все плохо…

– Вот я вижу, какой ты всю жизнь оптимист. Живем в этом дурном районе, где одни уголовники и ворье. Сто раз говорила – давай поменяемся с доплатой на центр или, хотя бы, на «Мир-два» какой-нибудь. Еще года три назад, до всех этих повышений, можно было за тысячу доплаты поменяться на нормальную квартиру. Надо было сэкономить на чем-нибудь, телевизор новый не брать… А теперь уже точно до конца жизни здесь будем…

– Ничего, сын будет хорошо зарабатывать – купит нам новую квартиру. Да, Володя?

Я молчу.

– Купит, жди – не грусти. Хоть бы сам без работы не сидел после института. Такое все нестабильное… Не знаю, куда мы катимся…

– Ладно, ты парня не пугай. Пусть учится. А мы поможем – хрусталь вон продадим.

– Не дам я тебе его продавать – еще, может, на хлеб придется менять. Раз завертелось – не остановится. Хоть бы гражданской войны не было…

Утро. Встаю с дивана, подхожу к окну, смотрю на желтые деревья с остатками листьев. По улице Куйбышева ползет забрызганный грязью троллейбус. У подъезда Генка со второго этажа, бывший футболист «Днепра», базарит с приятелями-алкашами.

Иду на кухню, набираю из крана воды в стакан, пью. На столе – записка: «Сходи за хлебом. Мама».

У входа в гастроном, почти закрывая дверь, припаркован зеленый «форд» с проржавевшими крыльями. На заднем сиденье – две девушки, лет по шестнадцать. Тетка, обходя машину, злобно смотрит на них. Они показывают ей языки.

Из магазина выходит Гурон. На нем – спортивные штаны с четырьмя полосками по бокам, расстегнутая кожаная куртка, свитер «Capuchon». На свитере болтается толстая золотая цепь. В одной руке – открытая бутылка «жигулевского», в другой – еще две. Я не видел его больше года.

Он машет мне бутылкой с пивом.

– Привет, Вован!

– Привет.

– Смотри – моя тачка. Всего пятьсот баксов – из Польши пригнал. А тачила еще заебись, самое то. Ты не смотри, что такой видон, – это надо подделать. Поехали кататься.