Владимир Козлов: Варшава

Впереди нас бомж катит ржавый велосипед, обвешанный пластиковыми пакетами. Он останавливается, достает из кармана стакан из «Макдональдса», расстегивает ширинку, подносит к ней стакан.

Оля отворачивается.

Я говорю:

– По-моему, здесь бомжей еще больше, чем у нас…

– Может быть. Но здесь даже и бомжи цивилизованные. Смотри.

Я оборачиваюсь. Бомж подходит к урне, бросает в нее стакан.

Оля говорит:

– У нас бы что, так сделал? Ладно, ну их, этих бомжей… Давай лучше купим вина, набухаемся. Мне завтра в универ, выходные кончились…

Утро. Оля собирается в университет – кладет в рюкзак тетради и книги. Я лежу на кровати, пью «Warsteiner», смотрю в потолок.

Оля подходит к зеркалу, начинает красить губы. Я поднимаюсь, бросаю пустую банку в мусорку, подхожу к окну.

Пасмурно, идет дождь. Через дорогу – серые дома, почти такие, как у нас. Толпа людей на остановке садится в зеленый автобус.

Я спрашиваю:

– Может, забьешь на учебу?

– Нет, надо идти.

– Ладно.

– Лучше ты останься еще на пару дней. Куда ты так торопишься – назад в «совок»?

– А что здесь такого особенного? Страна как страна…

– Ты что, не видишь, насколько здесь лучше?

– Вижу. Денег больше.

– Не только денег. Здесь – удобней, уютней как-то. Нет всего этого говна…

– А что есть?

– Да все, что хочешь, все, что угодно.

– Как при коммунизме?

– Можно и так сказать.

Я напеваю:

– Ладно, я пошла. До вечера.

Оля подходит ко мне, я целую ее в щеку. Она надевает ветровку, выходит.

Я иду на кухню, достаю из холодильника банку «Warsteiner», срываю кольцо, делаю глоток.

Гуляю по улице. Дождь почти перестал. Пробегают дети с яркими разноцветными ранцами, быстрым шагом движутся мужики в пиджаках и белых рубашках. Под стеклянным навесом остановки растаман с дрэддами читает книгу. За стеклом кафе, лицом к улице, сидят парень и девушка, в руках – белые фарфоровые чашки.

Тормозит фура с белорусскими номерами.

Я открываю дверь. Водитель – загорелый, в шортах и шлепанцах.

– Извините, вы не подвезете по Польше? Я – студент, путешествую автостопом.

– Ладно, залазь.

Я поднимаюсь в кабину. Фура трогается.

– Только я сначала заправлюсь, а потом еще спать буду на стоянке…

– Мне спешить некуда.

– Ну и хорошо. Тебя как зовут?

– Вова.

– А я – Гена.

Он сует мне ладонь.

– За день Польшу проедем. Я через Варшаву пойду, по самому центру – там кольца нет. Ты был в Варшаве?

– Был.

– Ну, еще посмотришь.

Просыпаюсь. Уже светло. Гена храпит на спальном месте. Я открываю дверь, выпрыгиваю, разминаю ноги. Рядом – еще две фуры с белорусскими номерами.

Поворачиваюсь спиной к шоссе, расстегиваю штаны. Струя льется на радужное масляное пятно и смятую пачку «Marlboro».

Подходит Гена, становится рядом, развязывает шнурок на шортах.

– Сцать в Европе не возбороняется, даже при полиции. – Он улыбается. – Не, серьезно…

Над домами торчит серая громадина, похожая на московские «высотки». Я видел это здание год назад, когда закупались на стадионе.

Гена говорит:

– Это бывший Дворец имени Сталина.

– А сейчас?

– Сейчас – не знаю, как называется. Как тебе вообще Европа?

– Так, нормально. Интересно, в общем.

– А почему не захотел остаться? Закрепился бы…

– Кому я в этой Европе нужен?

– Тоже правильно. Мои хлопцы знакомые где только не работают – кто в Германии таксистом или бусфарером, кто в Израиле, а один вообще – в Чикаго. А мне и у нас хорошо. Работа есть, все более-менее… Квартиру купил в Гродно, трехкомнатную – первый этаж, правда, но все равно… «Аудюху» восемьдесят пятого года из Германии пригнал. Когда рейс хороший, не стоишь, не ждешь три дня погрузки, – есть время на свалки заехать. Я себе тот раз телефон привез с трубкой. Рабочий, все в порядке. Трубка метров на пятьдесят берет…

Фура медленно едет по узкой улочке в центре. За столиком открытого кафе две девушки чокаются бокалами с красным вином. Одна смотрит на нас, улыбается, машет рукой. Я машу в ответ.

Март 2003 – март 2004,

Москва