Дарен Кинг: Жираф Джим

Ворота тюрьмы открываются, и мистер ЛД выходит наружу. У него на спине — картонная коробка, закрепленная для надежности ремнями. Нормальный человек вынес бы ее подмышкой. Но ЛД — не нормальный человек. Он — жираф.

Воздержанья неуверенно делает шаг вперед, потом замирает и смотрит на меня, как будто ища одобрения. Я киваю, хотя и с большой неохотой, и Воздержанья бежит через всю стоянку и с разбегу кидается ЛД на шею.

Я жду у машины. Малютка Джимми спит на заднем сиденье. Воздержанья опустила крышу, чтобы в машину вместилась и ЛДшная длинная шея, и его большой, вечно сопливый нос, и их большая любовь, которая чуть ли не зримо парит над ними наподобие воздушного шарика в форме сердечка, наполненного розовыми соплями.

— Я хочу сесть за руль, — говорит мистер ЛД, хватаясь за ручку водительской дверцы. Он замирает, смотрит на Воздержанью, улыбается ей и добавляет: — Ну, если можно.

Воздержанья кивает. Она садится спереди, рядом с ЛД, а я сажусь сзади, вместе с малюткой Джимми. Честно сказать, я не знаю, почему мы по-прежнему называем его малюткой: он уже сейчас ростом»почти с меня.

— Вы себе даже не представляете, как это здорово: снова быть на свободе, вдыхать свежий воздух и все такое.

Воздержанья кивает. Ее прямые каштановые волосы зачесаны назад и собраны в хвост коричневой резинкой. Когда она кивает головой, хвост с коричневой резинкой кивает тоже.

— Эта машина, — говорит ЛД, постукивая копытом по электронной приборной панели, — я на ней ездил каждую ночь, все последние три месяца. Ну, то есть во сне, — поясняет он для пущей ясности.

Воздержанья кладет руку ему на копыто, на то, которое он держит на рычаге переключения передач, и рука остается лежать на копыте, даже когда мистер ЛД включает первую передачу и выруливает со стоянки.

— Хочу пригласить тебя в мой любимый ресторан. И тебя тоже, Скотт, — говорит ЛД, глядя на меня через зеркало заднего вида.

— А там есть высокие детские стульчики? Ну, для малютки Джимми? — спрашивает Воздержанья с искренней озабоченностью в голосе.

ЛД пожимает плечами. Он не знает.

— Как-то мы не подумали, — говорит Воздержанья и берет ЛД за руку. Вернее, за переднюю ногу. — Надо было захватить нашу высокотехнологичную родильную кровать. Скотт специально вызывал мастеров, чтобы ее переделали в высокотехнологичный детский стульчик нестандартных размеров.

ЛД смотрит на меня, улыбается.

— Правда?

Я киваю.

Официант проводит нас через зал ресторана, набитый битком; вверх по лестнице на два пролета, потом — по серебристой винтовой лестнице, еще выше, во вращающийся круглый зальчик на крыше.

— Вот, — говорит официант, указывая на столик в самом центре круглого зала, кстати, единственный столик в зале. — Это наш пентхаус-столик. Пентхаус-столик может быть зарезервирован только для членов королевской семьи, знаменитых исследователей, недавно вернувшихся из экспедиции, и для ведущих своего собственного телешоу. — Он отодвигает стул для ЛД, и ЛД садится. Он отодвигает стул для Воздержаньи, и Воздержанья садится. Для меня он стул не отодвигает. Потому что там больше нет стульев. — Прошу прощения, — говорит официант. — Я сейчас принесу еще стул.

Я стою у окна, жую ногти на больших пальцах, любуюсь видом. Весь пригород — как на ладони. Зал вращается, и окно вращается тоже, и из этого вращающегося окна видно то, что обычно не видно. То, что обычно скрыто из виду. Если как следует присмотреться, можно разглядеть и мой дом. Наш дом. Дом, в котором я живу с женой и ее внебрачным ребенком.

— Малютка Джимми здесь не поместится, — говорит Воздержанья официанту, который принес высокий детский стульчик. — Он у вас слишком маленький, стульчик.

— Он просто кажется маленьким, потому что он далеко, — объясняет официант. — Этот зал сконструирован по принципу обманчивой видимости, наподобие оптической иллюзии. — Официант подвигает стул ближе, и — да — стул увеличивается в размерах.

Мы с Воздержаньей приподнимаем малютку Джимми и сажаем его на стульчик.

— Официант, — говорит ЛД, щелкая копытами, как мы с вами щелкаем пальцами, — мы начнем с закуски. Ну, чтобы закусить. И принесите бутылку вашего лучшего шампанского. Я, знаете ли, только что вышел из тюрьмы.

— Уж как не знать.

— Скотт, не груби. Джим только что вышел из тюрьмы.

— И это, по-твоему, хорошо? — Воздержанья упорно не смотрит на меня, и я развиваю мысль: — Если кто-то выходит из тюрьмы, ничего в этом хорошего нет, Воздержанья. Если кто-то выходит из тюрьмы, это значит только одно. Что этот кто-то был в тюрьме. А это значит только одно. Что этот кто-то преступник, что он совершил преступление.