Здесь на сцене появляется собакина хозяйка, растопырив рот. Но уже поздно. И очередь кусаться теперь Минькина. Девица, надо отметить, смотрелась на выданье, и Миньке налепила, что де провалилась в институт, но не работает, потому что родители не разрешают, сидит дома, помирая от скуки и тра-ля-ля — много всего налепила, фантазия хорошая у девчонки.
Но это уже потом, когда Минька отматерил ее вместе с собакой и она проревелась. У нас же опыт в этих упражнениях колоссальный. Этот сквернавец первого ранжиру меньше чем за минуту всё ее будущее, прошлое и настоящее выдал. Та в рёв. Слишком уж прогнозы определенные. Тут уж наш кавалер утешать-провожать: девка явно не крокодил; а пока до подъезда шли, она в него и влюбилась. За каких-то тридцать метров.
Березы сок гонят! Девке влюбляться надо! Шел бы я — в меня втюрилась.
На другой день дурачина-простофиля автоматом сходил с ней в кино. Ему ж не удержаться, он же, как отец русской демократии соответствовать долж о н: плывет рыба-карась — лови ее, хватай; пробирается рыба-окунь — на живца; притаилась хищница-щука — на блесну ее, пройду.
Что ж, рыболов-спортсмен. Кода. Доигрался хуй на скрипке. Теперь каждый, каждый! день получает письмо. С рисунками, фантиками, лепестками, пестиками, тычинками. Но это теперь. До теперь мудак девяносто шестой пробы заманил чаровницу в общагу, задумав лишить иллюзий, и даже снял исподнее — он же думать не думал, что она несовершеннолетняя. Дальше дело не зашло: клава, обнаженная смаху, слезно возражала, Миня был сытый — не съел. На белый день оставил. Куда она, глаза по плошке, кудрявы ножки, денется — где Минька, там и рвется.
И случился бы такой прелюбопытный анекдотец, если б не ляпнула нюся, что восьмой класс кончает. Тут и сел старик. Это ведь не собакам хвосты крутить. Тут не попробуешь — не узнаешь, почем он, самый народный суд.
Марфутка теперь ходит у нас под окном зарёванная, а Миня облажался на всю общагу — что в нашей деревне скроешь? Да и факт на скамейке, во дворе. На защечных дел мастера теперь просто пальцем показывают. Герой. Джины с дырой. Всё припомнили бывшие его пассии, все обиды и измены — на полмира растрезвонили в испорченный телефон. И на нас, как говорится, тень. И у нас с Лёликом по восьмикласснице. Сарафанное радио передавало и другие леденящие душу подробности, но здесь я воздержусь.
Ладно мы. Всё это настолько мелко, что и в лупу не рассмотришь. Я просто внимания на эти разговоры не обращаю. А вот Миньке из дому не выйти. Минька, как Брестская крепость, в осаде. Не уходи, еще не спето столько песен. Минька Лёлика на переговоры по мирному урегулированию отправлял, но дипломат хренов только прохихикал и дело, застряв на запятой, так и продолжало буксовать, не двигаясь с места.
Девка страдает. Минька психует. Я смеюсь: смешно мне. Смешливый я. А наш дядя Михаил тёте молодость сгубил.
Лёлик недоумевает:
— Да сломай ты ей целку, Миня!
Маныч — он вообще у нас не церемониймейстер. Маныч, как Миню ни встретит, как бы сам про себя, в задумчивости, частушки вроде этой напевает:
Одеяло, одеяло
Одеяло красное.
Как под энтим одеялом
Моя целка хрястнула.
Минька раз было чуть не с кулаками. Миньке не до смеху. Шуточки. А если б бабахнул? Она же всё мамке расскажет — к цыганке не ходи. Оно, конечно, нет — и нет. Но и того что было можно в протокол занести. Минька и сам понимает, не дитё. Не вчера родился. Знает, какими кренделями дело может закончится. Купился на фуфу: сама-то маруська та еще лошадка: ядреная, налит а я, нажми — брызнет. Платьице подрублено по самое далёко — не только коленные чашечки видны, но и весь сервиз, как на подносе. Лифчик предпоследнего размера, там такие выпуклости — в «Плейбой» да и только. Лёлик, оценив, только ахнул: ну и подоконничек! Одета под фирм у , разговоры просвещенные, книжки умные цитирует, акселератка чертова. Раскуси. Попробуй! Она намазюкается, завлекалки накрутит — не то что восемнадцать, все двадцать пять дашь. Такие скоромные штуки над глазами изобразит — хоть сейчас на Пляс Пигаль, пусть в душе и чистая, как райские чертоги. В душу не заглянешь. Не паспорт же у них требовать, скороспелок. Вот такие у нас, ексель-моксель, переплеты книжные.
Недолго сказка сказывалась. Прихожу как-то из школы — дома тётя сидит. Такая тётя. Вся при всём. Минька красный, как переходящее знамя. Попался, который кусался.
Чаёк. Тортик-с. Я сразу вроде как ошибся: что вы, что вы, я на минутку, за конспектом, зачет через пять минут.
Читать дальше