Феликс Аксельруд - Испанский сон

«Вы видели это, мой фюрер?» — крикнул он затем.

Хрустальная композиция, с которой Куровски так непочтительно обошелся, изображала немецкого орла, вонзившего когти в земной шар и распростершего над ним свои радужно искрящиеся крылья. Сей орел был подарен фюреру к юбилею рабочими, шахтерами Рура; реалистически отображенная глубина, на которую проникали когти могучей птицы, символизировала господство рейха над недрами, вдобавок к господству над земной поверхностью и воздушным пространством. Поэтому хрустальный шедевр был одной из любимейших вещей фюрера; ясно, что визитер, отнюдь не имевший ловкости фокусника, рисковал головой — ведь от малейшей ошибки в его движении орел наверняка бы упал и разбился; к тому же такое варварство было бы непременно расценено как политический протест. Тем не менее отчаянный жест оправдал себя: орел устоял и даже не шелохнулся; охрана окаменела от ужаса, а фюрер забыл о мысли наказать изобретателя и спросил:

«Na, и что?»

«А то, мой фюрер, — сказал фон Куровски, — что если бы я потянул салфетку медленнее, данный глобус потянулся был вслед вместе с орлом. Причем если орел потянулся бы вслед за глобусом в силу естественного монолита (иначе, единой кристаллической структуры данной породы, то есть горного хрусталя), то уж глобус, соприкасающийся непосредственно с салфеткой, потянулся бы за ней благодаря силе трения; именно потому-то, из-за трения, упомянутые вами повозки сами собой не трогаются с места».

Здесь, забывшись, изобретатель вытер взмокший лоб салфеткой, которую так и продолжал держать в руке, но фюрер, напряженно следящий за технической мыслью, даже не заметил этой очередной непочтительности. «Однако, — продолжал изобретатель свою мысль, — как показал мой простой опыт, при быстром движении сила трения отступает на второй план; именно это я и имел в виду, рассказывая о туннеле, но, вероятно, плохо объяснил в силу природного косноязычия. — И, видя, что фюрер полностью успокоился, он уже совсем смело добавил: — Разумеется, если б трение в одночасье исчезло, то любой экипаж, словно снаряд, немедля рванулся бы на запад со скоростью вращения Земли; а поскольку трение все-таки остается, экипаж всего-навсего ускоряется… но не слабо, мой фюрер! Расчеты показывают, что если ехать точно на запад, то придется еще и своевременно тормозить, иначе экипаж прямо-таки вылетит из туннеля». — «Doch! — сказал фюрер. — А если не тормозить, но запустить туда, например, бомбу?»

Фон Куровски задумался. «Ведь туннель, — медленно произнес фюрер, внимательно глядя на хрустальный земной шар, — не обязательно до конца доводить; можно, к примеру, под Лондоном строительству остановиться позволить…» Изобретатель вздрогнул. «Мой фюрер, — вымолвил он, — вы поистине гениальный человек; такая мысль мне и в голову не приходила. Наверняка эта бомба, набравшись энергии вращения Земли, произвела бы ужасные разрушения».

«Оставьте свои расчеты», — сказал фюрер.

Фон Куровски почтительно и наверняка не без дрожи в ногах и руках вручил ему краснокожую папку, а затем отсалютовал и удалился, в ожидании радостных перемен в своей жизни.

Не знаю, был ли оплачен проект хотя бы частично; полагаю, что нет, потому что последней из подшитых в папку бумаг была точная стенограмма описанного разговора (включающая в себя даже такую подробность, как то, что изобретатель вытер салфеткою лоб); финансовых же документов вслед за ней не имелось. Однако папка была бережно сохранена в числе самых секретных документов рейха; после того как Советская Армия вошла в Берлин, эта папка была отправлена в Россию в особом железнодорожном вагоне. Спереди и сзади от него на платформах располагалось по взводу солдат, на крыше вагона с каждой стороны сидело по снайперу, а на дверях и окнах вагона висели надежные пломбы.

В то время, когда Лос-Аламосский baby потряс мир страшною погремушкой своей, огромная роль научных изобретений уже была полностью ясна всем политикам. Сталин приказал подробнейше доложить лично ему обо всех найденных в Германии идеях и проектах. Разумеется, красная папка была тщательным образом изучена, и генералиссимус заслушал по ней доклад.

Доклад этот, кажется, оставил его равнодушным. Тем не менее через сколько-то времени те ученые, что работали над папкой и делали по ней доклад, исчезли при загадочных обстоятельствах. Их друзья и знакомые, кое-что слышавшие о папке, предпочитали не задавать лишних вопросов.