Феликс Аксельруд - Испанский сон

Итак, мое отношение к этому двойственно. Заведомо обхожу стороной оды (Уайльд, Derek Jarman и т.д. и т.п.); заведомо обхожу стороной голубые фестивали, бары, газеты и прочую бьющую ключом социальную жизнь. Кстати, вот вам анекдотец не от НЖМД, а от моих коллег по работе (хотя я и не уверен, что они, в свою очередь, не содрали его с НЖМД). Прием у проктолога. Оторвавшись от точки исследования, врач выпрямляется и говорит пациенту: «Голубчик, так Вы же, оказывается, гей!» Тот разводит руками — что ж поделаешь, мол… «О, как интересно, — закатывает глаза врач. — Полагаю, Вы связаны с актерской средой?» — «Да нет…» — «Может быть, с музыкальной? Большой Театр, а? Интересно, с кем именно?» — «Да нет…» — «Значит, с художниками?» — «Да нет…» — «Но с кем же тогда?» — «Живу вот с Ваней… он в ЖЭКе сантехником…» Врач удивленно вскидывает брови: «Но, в таком случае, какой же Вы гей? — И добавляет с презрением: — Да Вы просто пидерас, извините!»

Ну ладно. Во всяком случае, этот анекдот вполне выражает мое личное отношение к вышеупомянутой социальной жизни; разумеется, не о ней речь. Упомянутая двойственность — моя истинная проблема — должна быть понятна Вам из рассказа. С одной стороны — эти полюбившиеся мне мягкие манеры… эта трагедия… не высоко ли это так же (скажем), как и женская любовь? Душа ведь просит! Не связи с подобным мне — я не рожден таким — но справедливости. Это первое — в точности то же, что и у Вас. Этот завистливый, восхищенный взгляд гетеросексуала. Неожиданный стыд от подглядыванья. Симпатия. Вы видите, дорогая? Ведь это лучшие чувства; даже эта зависть и то хороша.

А с другой стороны — пидерас он и есть пидерас; про то и Библия, и мои скромные наблюдения. Нехорошо-с! И тоже — не только мозг, но и душа.

Так что в этом вопросе душа моя — пополам…

До чего славно быть простым онанистом!

«Круизёр», заправленный самым вкусным бензином за всю свою жизнь, тихонько урча от полного удовольствия, весело мчался на юг по скоростной магистрали. Внутри «круизёра» находились трое. Вальд Писаржевский занимал место водителя, рядом с ним, посапывая в тревожной полудреме, забылся Сид Кампоамор, а сзади с куском веревки на ноге маялся страус Ники, не сознавая, что именно он является причиной броска по земной поверхности.

Как переменчива жизнь, думал Вальд. Еще вчера… нет, не так; еще неделю… еще две недели назад он важно восседал за своим унылым столом… занимался какими-то унылыми производственными вопросами… То ли дело сейчас: солнце, шоссе, славный ветерок… Душа поет! А мимо проносятся:

стада бизонов в травянистых предгорьях;

заросли юкки; виноградники (полностью вырубленные во времена «сухого закона», но терпеливо восстанавливаемые вот уже двадцать лет); плантации хлопка и острого красного перца;

пологие склоны; крутые, ребристые, палевые склоны; утесы, громоздящиеся гигантскими складками, и плоские каменные плато;

поперечные ручьи и речушки;

одинокий индеец на лошади, с винчестером за плечами, замерший неподвижно на вершине холма;

маленькие пуэблос — два десятка домишек, выкрашенных под необожженный кирпич;

поезда по железной дороге, там и сям выныривающей посреди холмов;

а внутри шоссе, за бетонным забором, с удвоенной скоростью мчал мимо поток встречного транспорта,

становящийся, однако, все жиже и жиже. Притом пейзаж вокруг тоже понемножку переставал радовать глаз. Все чаще горы отступали от шоссе, а живописные объекты сменялись охристой пустошью, все разнообразие которой составлял редкий, сухой низкорослый кустарник. Через часок-другой такого путешествия Вальд съехал на обочину и тормознул возле какой-то невзрачной таблички, намереваясь справить естественную надобность. Табличка гласила: «Не сходите с дороги. Змеи». Вальд почесал репу и решил терпеть до бензоколонки.

Настроение у него начало было портиться; впервые за время своего путешествия он подумал, что стол в кабинете, может, не так уж и плох. Но в это время пейзаж опять слегка ожил, а главное — подвернулась бензоколонка; после ее посещения Вальд вновь повеселел. Он включил приемник и настроил его на бодрую музыку. Мимо окон пронеслась целая куча домишек; стало совсем хорошо. Сид наконец проснулся.

— Где мы? — спросил он, протирая глаза.

— Проехали Лемитар и Лимитар, — с готовностью отозвался Вальд, — а еще город Сокорро, 9 тысяч человек населения.