Феликс Аксельруд - Испанский сон

«Что эта женщина говорит?» — спросила я у своей пожилой собеседницы.

«Когда мы стояли на смотровой площадке, — ответила та, — сверху спустился воздушный шар и бросил свой якорь прямо на площадку — уцепился за нее, как, знаете ли, морской конек. Митико-сан говорит, что могла бы попросить воздухоплавателя снизить свой шар немного еще; таким образом, если Ваш муж сумеет спуститься до первого же балкончика (который отсюда совсем недалеко), то с этого балкончика он перешел бы прямо в корзину».

«Но как добраться до балкончика?» — спросила я.

«Именно над этим все мы сейчас и думаем; если, к примеру, он бы смог пересесть на следующую ступеньку вниз от него…»

«А потом — на следующую», — догадалась я.

«Да. И так далее».

«Это гениально, — сказала я. — И… знаете? Не нужно никакого воздушного шара. Мы просто доберемся таким образом до балкончика и присядем на нем; вы все пройдете, а потом мы уж сами как-нибудь дальше».

Дама объяснила всем остальным содержание нашей беседы. Японцы дружно поаплодировали сообщению и стали поздравлять нас со столь удачно найденной мыслью. После этого план был приведен в исполнение. На каждую новую ступеньку Фил перемещался все увереннее, а когда сбоку от нас — теперь уже слева, как ты понимаешь — опять появились низкие столбики, он и вовсе нашел в себе силы встать на ноги; при этом японцы, восхищенно глядя на него, поаплодировали вторично.

«Дух этого человека очень могуч», — громко сказал тучный японец и поклонился.

Фил вымученно улыбнулся и прижался к высокому столбу, пропуская всех японцев под стеною (хотя здесь-то уже особой нужды в этом не было); и каждый японец, проходя мимо него, отвечал ему вежливой улыбкой и уважительно кланялся.

Восточные церемонии, подумала я с некоторой неприязнью, уверенная, что в глубине души они смеются над ним. Но пока они проходили, рядом со мной остановилась пожилая дама, моя недавняя собеседница, и сказала мне следующее: «Наверху так хорошо! Глядя то, как Ваш муж преодолел себя, мы уверены, что в следующий раз вы с ним уж точно доберетесь до площадки; желаем Вам, чтобы это случилось как можно скорей». Я поглядела на нее и вдруг поняла, что уважение японцев было полностью искренним. Это меня удивило больше всего; и даже сейчас, через столько времени, это так и осталось для меня самым удивительным из всего, что я видела в башне.

Ана умолкла.

— Как я понимаю, дальнейший спуск был простым, — заметила Вероника, — но что же Сашенька?

— А-а, — протянула Ана и хихикнула. — Конечно… Сашенька не пропал.

— Хватило трехсот песет?

— Не только хватило… Я почему-то думала, что в игровых автоматах можно только проигрывать.

— В наших уж точно, — хмыкнула Вероника.

— Да ладно, сейчас и у нас наверняка всякие…

— Короче, он выиграл кучу денег?

— Кучу не кучу, а чуррос нам купил.

— Ух ты.

Помолчали.

— Но ты еще что-то собиралась рассказать, — напомнила Вероника, — какую-то свою идею… теорию…

Ана кивнула.

— Да. Я просто забыла. Разволновалась, видишь ли.

— Еще бы! Я и сама разволновалась, слушая такое… просто душа в пятки ушла. Но признайся: насчет скандинавов, летевших один за другим, ты слегка подзагнула?

— С чего ты взяла?

— Не в скандинавском это характере, так вот высовываться и небрежничать. Непохоже на них.

— Да? — оскорбилась Ана. — А ты знаешь, что в Швеции самый высокий в мире процент самоубийств?

— Так ты думаешь, что это было самоубийство?

— Запросто. Может, они и поднимались только за этим. Заметь, их было трое; может быть, это была неразрешимая любовная драма.

— Зачем же тогда первый раз одного спасли?

— Да откуда мне знать. Может, я не так интерпретировала их интонации. Может, он уже хотел побыстрее, а те двое сказали — мол, рановато, невысоко.

— Ох уж эти шведы, — вздохнула Вероника. — Так что насчет теории?

— Ты же мне не даешь слова сказать.

— Буду молчать, — пообещала Вероника. — Возьмем еще кофе?

— Почему бы и нет. Официант! еще три эспрессо, пожалуйста.

— Мне капуччино.

— Официант! два эспрессо и капуччино.

— Прошу прощения, — неожиданно вмешалась Марина, — но, если вы не возражаете, я бы тоже выпила капуччино; сказать по правде, я никогда в жизни его не пробовала.

— Официант… три капуччино, короче.

Подошел официант.

— Так-с, эспрессо — три и два, всего пять; капуччино один да три, всего четыре. Правильно?

— Идиот, — негромко сказала Ана.