Феликс Аксельруд - Испанский сон

И они затянули молитву.

Утро пришло незаметно, сопровождаемое сладкой усталостью. Утро застало их вдвоем. Они лежали в постели, и Ана ласково гладила завитки волос на слегка выпуклом лобке Вероники.

— Сколько в мире всего, — говорила Вероника. — Сколько возможностей люди упускают! Ведь нам посчастливилось, верно? Мы могли бы об этом так и не узнать.

— Дорогая, — мягко сказала Ана, — ты забыла; ты уже однажды говорила точь-в-точь то же самое.

— Правда? Неужели точь-в-точь?

Ана пожала плечами.

— Мне так кажется. Это плохой симптом; мы начинаем повторяться — первый сигнал семейного однообразия.

Вероника нахмурилась.

— Я просто говорю что думаю, — сказала она. — Разве я виновата, что думаю все время одно и то же?

— Никто никогда ни в чем не виноват.

— Ты права, — вздохнула Вероника, — я могу нагнать на тебя тоску. Ну — изобрети что-нибудь новое?

— Я подумаю, — сказала Ана.

Они обе услышали, как в наступившей тишине внизу хлопнула дверь. Они посмотрели друг на друга.

— Я знаю, чего тебе хочется, — сказала Вероника.

— Да? Чего?

— Чтобы она присоединилась к нам.

Они помолчали.

— Я угадала, верно? — спросила Вероника с тоской.

— Смотря что понимать под словом «присоединилась».

— Значит, угадала, — заключила Вероника, — значит, я должна буду тебя делить… Вот зачем ты таскаешь ее с собой. Чтобы я привыкла… Ты еще не спала с ней?

— Ника, перестань, — сказала Ана, — это становится невыносимым. Я люблю тебя; я обещала, что буду верна тебе, и я выполняю свое обещание. Уймись, пожалуйста.

Вероника вымученно улыбнулась.

— Как скажешь… И то хорошо, что ты еще не изменила мне… Ты, наверное, думаешь, что если это будет происходить на моих глазах, то не будет изменой?

— Слушай, — резко сказала Ана и села на кровати, — я вовсе не дурочка. Я понимаю, что если это — то, о чем ты говоришь — будет происходить у тебя на глазах, то это будет изменой. А вот ты мне скажи: если это — это! — будет происходить у нее на глазах, это будет изменой?

— Если мы будем…

— Да! Думаешь, я не заметила феньку, что ты отмочила в «Гостином Дворе», в примерочной? Тебе было приятно, да? Скажи — приятно?

Вероника опустила глаза.

— Молчишь… Так вот знай: мне было приятно тоже.

Ана на секунду перевела дух.

— Дай мне сигарету. Когда-то госпожа трахалась, а служанка была рядом и прислуживала. И смотрела. И это было всем в кайф. Скажи что-нибудь против!

У Вероники выступили слезы на глазах.

— Прости, — сумрачно сказала Ана. — Ужасно не люблю с тобой ссориться… Не слишком ли много мы ведем разговоров о нашей любви? Может быть, нам нужно больше делать и чувствовать?

— Позови ее, — тихо сказала Вероника.

— В другой раз. Я не хочу тебя насиловать.

— Позови. Это нужно нам обеим.

— Ты уверена?

— Да. Только пусть она не просто смотрит. Я хочу ей тоже приказывать.

— Что, например?

— Ну… подать кофе. Или сигарету.

— Это можно, — согласилась Ана. — Видишь шнур? Это звонок; его специально устроили, чтобы ее можно было позвать прямо сюда. Дерни.

Вероника дернула шнур.

— Только, пожалуйста, не называй ее дорогушей.

— А как называть?

— Так же как и я. Ласково. Мариша, Мариночка…

— А можно милочкой?

Ана подумала.

— Можно.

В дверь постучали.

— Да! — крикнули Ана и Вероника.

— Доброе утро, — сказала появившаяся на пороге Марина. — Вы меня звали; вот я.

— Доброе утро, милочка, — сказала Вероника, — это я тебя позвала. Ты не принесешь нам кофе в постель?

Марина безмолвно уставилась на Госпожу.

— Мариша, — сказала та с нежной улыбкой, — ты уже знаешь, как я люблю госпожу Веронику. Когда я с ней вместе — как сейчас — мне было бы очень приятно, если бы ты выполняла также и ее приказания. Как ты смотришь на это?

— Мне было бы это тоже приятно, Госпожа.

— Значит, договорились?

— Конечно, Госпожа. К вашим услугам, госпожа Вероника. Какой кофе вы желаете?

— А какой ты подаешь в постель своей госпоже?

— Маленький эспрессо, разумеется, — ответила Марина, — с небольшим количеством молока и сахара.

— А мне…

Вероника задумалась.

— Знаешь, — решила она, — мне точно такой же, но большой.