Чак Паланик - Удушье

Вот обрывки и осколки моего медфаковского образования.

И я рассказываю им, что иногда маленького мальчика пытались спасти, отрезая ему мошонку, но всё происходило до появления лекарств и больниц. В восемнадцатом веке опухоли такого типа обычно именовали «сажными бородавками».

— И вот такие сажные бородавки, — рассказываю детишкам. — Были первой изобретённой формой рака.

Потом спрашиваю: кто-нибудь знает, откуда название — «рак»?

Рук нет.

Говорю:

— Не заставляйте меня кого-нибудь вызвать.

Там, в коптильне, мисс Лэйси расчёсывала пальцами клочья сырых волос и сказала:

— Ну? — как будто вопрос был совершенно невинный, поинтересовалась. — У тебя есть жизнь вне этих мест?

А я, вытирая подмышки насухо своим напудренным париком, попросил:

— Давай не будем воображать всякое, ладно?

Она скрутила свои колготки так, как делают женщины, чтобы просунуть вовнутрь ноги, и заявила:

— Такой анонимный секс — это признак сексомана.

Я уж лучше представлял бы себя бабником, парнем вроде Джеймса Бонда.

А мисс Лэйси заметила:

— Ну, а может, Джеймс Бонд и был сексоманом.

И тут бы мне сказать ей правду. Что я восхищаюсь зависимыми. В мире, где все ожидают какого-то слепого, случайного бедствия или какой-нибудь внезапной болезни, человек с зависимостью обладает утешительным знанием того, что его наиболее вероятно ждёт впереди. Он взял на себя некий контроль над своей непреклонной судьбой, и его зависимость лишает причину его смерти той полной неожиданности, которая ей присуща.

В каком-то смысле, быть зависимым — очень профилактично.

Хорошая зависимость снимает со смерти дух непредсказуемости. И уже действительно есть такая вещь, как планирование собственного отбытия.

И, на полном серьёзе, как это по-бабски — считать, что любая человеческая жизнь должна продолжаться и продолжаться.

См. также: Доктор Пэйж Маршалл.

См. также: Ида Манчини.

По правде сказать, секс — это уже не секс, если у тебя каждый раз не будет новой партнёрши. Первый раз — это единственное время, когда в деле участвуют и твоё тело, и голова. И даже на втором часу этого первого раза голова твоя может отправиться в странствия. Не получаешь уже полную качественную анестезию, как при хорошем анонимном сексе в первый раз.

Как бы НЕ поступил Иисус?

Но вместо всего этого я просто наврал мисс Лэйси и спросил:

— Как мне с тобой связаться?

Рассказываю четвероклассникам, мол, название «рак» пошло оттуда, что когда рак растёт внутри тебя, когда прорывает кожу, то он похож на большого красного краба. Потом краб ломается, а внутри он весь белый и кровавый.

— Чего бы не пробовали врачи, — рассказываю притихшим маленьким ребятишкам. — Каждый маленький мальчик в итоге оставался грязным, больным, и кричал от ужасной боли. А кто может сказать мне, что было потом?

Никто не поднимает рук.

— Ясное дело, — говорю. — Потом он умирал, конечно.

И кладу кочергу обратно в огонь.

— Ну, — спрашиваю. — Вопросы есть?

Никто не поднимает рук, и тогда я рассказываю им об откровенно фиктивных исследованиях, когда учёные брили мышей и мазали их лошадиной смегмой. Такое должно было доказать, что крайняя плоть провоцирует рак.

Поднимается дюжина рук, и я говорю им:

— Спросите учителя.

Какая чёртова работёнка это была, должно быть, — брить тех бедных мышей. Потом искать табун необрезанных лошадей.

Часы на каминной полке показывают, что наши полчаса почти истекли. Снаружи, за окном, в колодках по-прежнему стоит раком Дэнни. Времени у него осталось — только до часу дня. Приблудная деревенская собака останавливается около него, задирает лапу, и жёлтый дымящийся поток направляется точно в ботинок Дэнни.

— А ещё, — рассказываю. — Джордж Вашингтон держал рабов, и вовсе никогда не срубал вишенку, и вообще на самом деле он был женщиной.

Пока они проталкиваются к двери, говорю им:

— И не доставайте парня в колодках, — ору. — И прекратите трясти чёртовы куриные яйца!

Просто чтобы ещё расшевелить кучу, советую им спросить сыровара, почему у него такие красные и расширенные глаза. Спросить кузнеца про царапинки, бегущие вверх и вниз по внутренней стороне его рук. Кричу вслед мелким заразным чудовищам, мол, всякая родинка или веснушка у них — это рак, который просто ждёт своего часа. Кричу им вслед:

— Солнечный свет — ваш враг! Держитесь подальше от солнечной стороны улицы!

После того, как в дом въехал Дэнни, я нахожу в холодильнике брусок рябого гранита. Дэнни тащит домой глыбы базальта, руки его пачкаются красным от ржавчины. Заворачивает в розовое одеяло чёрные гранитные булыжники, гладкие вымытые речные камни, плиты искрящегося слюдяного кварца, — и привозит их домой на автобусе.