Внезапно кто-то положил мне руку на плечо, и я вздрогнул, услышав замогильный голос Тамусенко:
— Миша, у меня сегодня день рождения — я угощаю.
— Чем, коктейлем из метилового спирта с кровью девственниц? — проговорил я, продолжая помешивать деревянной лопаточкой, инкрустированной руническими письменами, пищу богов, — да и что ты делаешь на станции, ты ведь уже давно отдежурил.
— Не хотите — не надо, я торт купил и пиво, — обиделся Артемий.
— Да я пошутил, не дуйся и неси все сюда. Видишь, народ уже пьет за твое здоровье. — Я ткнул лопаточкой в сторону коллег.
— С днем рождения, Артемий! — прокричал доктор Ларчиков, поднимая очередную рюмку с пивом.
Тамусенко, видимо перестав обижаться, абсолютно без разрешения опустил два пухлых пальца в кипящее варево и, ловко подцепив ими пельмень, отправил его в рот.
— Ты хоть руки после трупа помыл? — спросил я.
— А что? — искренне изумился Артемий.
— Да ничего, — настроение упало, и как-то сразу расхотелось есть.
— Можно вас на минуточку, дружище? — прошептал мне на ухо сияющий Краснощеков и потащил за рукав в коридор, не обращая внимания на Тамусенко, который, желая произвести фурор, открыл коробку с шикарным шоколадным тортом.
Я передал управление лопаткой материализовавшейся рядом со мной стройной соблазнительной фигурке Анастасии, шепнул ей на ухо непристойность и поддался напору Алексея.
— Я позвонил Леночке, — сказал Краснощеков и выдержал мхатовскую паузу.
— Ну, давай, — подзадорил его я.
— Ленин папа посмотрел работу и сказал, что, наверное, удастся ее провезти и продать в Германии.
— И что это нам сулит? — тупо спросил я.
— Он сказал, что нашей доли может быть хватит на поездку в Бундес, — напарник запрыгал на месте, имитируя отъезд.
— Картину нельзя продавать до седьмого августа, — передо мной встало бледное лицо старухи в полумраке таинственной квартиры.
— Если думаешь, что я буду ориентироваться на бредовые идеи, то ты глубоко ошибаешься. Пойдем на кухню, я видел там тортик, Краснощеков поднял указательный палец кверху и скроил отвратительно тупую рожу, видимо, тем самым желая отвлечь меня от мрачных мыслей.
Фельдшерско-врачебная братия, сдвинув столы, была занята поглощением шоколадного вавилона. Во главе стола сидел Артемий, пожирая легко усвояемые углеводы в виде безвкусных розочек, запивая все это пивом.
— Что пьешь, Тамусенко? — подвалил к имениннику Краснощеков.
— Портер! — весь довольный самим собой ответил вампиреныш.
— Что-то он уж очень похож на эритроцитарную массу, — проговорил Алексей, макая кусок торта в банку сгущенки.
— У вас жопка не слипнется? — спросил неунывающий Ларчиков, вытирая куском бинта жирные пальцы.
— Слипнется — разлепите! — ответил Краснощеков.
— Так, прекратить этот мерзкий, пошленький разговорчик! — оборвал нас Вислоухов, — здесь все же дамы.
Все как по команде посмотрели на Настю, которая пухлыми алыми губками слизывала остатки крема с указательного пальчика. Она окинула присутствующих томным взглядом и, как можно более чувственно, произнесла:
— Мне, Леонид Израилевич, как-то спокойнее, когда эти самцы интересуются друг другом, а не особями противоположного пола, единственной представительницей которого я сейчас и являюсь.
Никто не ожидал от Анастасии такого крутого выпада, и все сразу затихли.
— Пойду прилягу, а то после обеда чего-то в сон потянуло, — обратился я к Краснощекову, — разбуди меня, если вызов дадут.
— Да я и сам пойду в люльку, — ответил тот, и мы направились наверх.
— Вечером продолжение банкета! — крикнул вдогонку Тамусенко.
Меня охватило приятное предчувствие хмельного веселья. Воспоминания о бабке, терзавшие меня последние минут пятнадцать, отошли на задний план. Дрема навалилась душно и влажно, как бывает всегда теплым майским днем.
* * *
Я бежал по стеклянному лабиринту, закрыв ладонями уши, пытаясь во что бы то ни стало избавиться от металлического хохота бутафорского клоуна.
"Откуда взялся этот шут? Кто посадил его перед дверьми стеклянного лабиринта? Почему у тряпичного клоуна такой по-человечески омерзительный смех и зачем я полез в этот непонятный, наводящий ужас лабиринт?" — вопросы возникали с неимоверной быстротой и, так и оставшись без ответов, постепенно испарялись с поверхности больших полушарий.
Я бежал слишком долго и уже начинал выбиваться из сил. Стеклянные стены, подобно стенам туннеля метро, двигались навстречу с ошеломляющей скоростью, и эта скорость была гораздо выше, чем та, с которой способен передвигаться человек, пусть даже это был бы Карл Люис в лучшей своей спортивной форме.
Читать дальше