Тонино Бенаквиста: Укусы рассвета

Голова Рикки медленно упала на приборную доску.

Стюарт выскочил из машины и, обогнув ее, подобрал упавший пистолет Рикки. Бомон стонал, обнимая своих мертвых детей, и не слышал, как открылась дверца. Стюарт трижды выстрелил в упор; тело Бомона дернулось и застыло; он остался сидеть с широко открытыми глазами. Стюарт приставил оружие к виску старика и следующим выстрелом разнес ему голову. Потом еще раз спустил курок.

Наступила пауза.

Теперь в живых остался только я.

По-прежнему припавший к лобовому стеклу.

Соскальзывая на землю, я успел заметить направленное на меня дуло пистолета; пуля обожгла мне левое бедро. Стюарт выкрикнул мое имя. Пока я отползал от машины, он успел выстрелить в меня еще несколько раз, но вхолостую — видно, кончились патроны. Грязно ругаясь, он швырнул оружие в машину и завел мотор; я из последних сил скатился в водосток, а оттуда заполз под скамью, где и свернулся комочком. Стюарт выбросил наружу три бездыханных тела, хлопнул дверцей и направил машину в мою сторону.

Моя простреленная, недвижная нога была уже почти под колесом. Взвыв от боли, я схватил ее обеими руками и кое-как втащил под скамью, по которой в тот же миг проскрежетало крыло автомобиля.

Туман застил мне глаза, но я смутно различил за стеклом поднятую, прощально махнувшую мне руку.

И воцарилась тишина. Я до хруста сжал зубы, стараясь не потерять сознание. И пополз.

Вокруг меня маячили какие-то фигуры.

А я все полз в ту сторону, где лежали три трупа, полз, забыв о боли, забыв обо всем на свете, кроме Бомона, там, в нескольких метрах от меня.

Полз, цепляясь за булыжники мостовой, одержимый все той же навязчивой мыслью, все тем же вопросом.

Вокруг тормозили машины, люди стояли, не осмеливаясь дотронуться до меня, я едва видел их сквозь туман. Но мне на все было плевать. Я засмеялся сумасшедшим смехом, когда очутился нос к носу с Бомоном и мои пальцы скользнули по его сплошь залитому кровью телу. Но это меня не обескуражило, в тот миг я истово верил, что человек, получивший пять пуль, способен выжить.

Я с трудом сел и, схватив его за отвороты пиджака, начал трясти.

— Эй, Бомон…

Его рука мягко свалилась вниз, и мне почудилось, что он еще дышит. Это при том, что его лицо превратилось в кровавую кашу. А череп был разнесен вдребезги.

— Эй, Бомон… Ты дашь мне этот адрес, псих ненормальный? Ты расколешься или нет? Говори, куда ты девал моего дружка?

Я даже повысил голос, убежденный, что это приведет его в чувство.

— Ну скажи хоть слово, мерзавец! Хоть одно… Я поднял глаза на окружавших меня людей.

Вдали завыла полицейская сирена.

— Ты дашь мне адрес, твою мать?!

По эту сторону прохода не хватает двух кресел. Девушка в сари поднесла нам леденцы; я счел это знаком гостеприимства, но оказалось, что они просто помогают от воздушной болезни. В иллюминаторе видно море. А может, океан, кто его знает.

Самолет набит до отказа. Слева мне достался сосед, который ворчит по любому поводу и без повода; он регулярно летает этим рейсом и теперь с удовольствием обрушивает свой опыт на такого неофита, как я: часовые пояса, метеосводки, географические пункты, над которыми мы пролетаем, воспоминания о промежуточных посадках, все это сыплется на меня градом; в довершение он любезно сообщает — видимо, желая нагнать на меня страху, — что мы пошли на серьезный риск, сев в эту развалюху «Bengladesh Airline».

Должен признать, я немало удивился, когда служащая турагентства назвала мне данную компанию. Я, честно говоря, думал, что такой страны уже не существует. Нельзя сказать, чтобы мне очень уж хотелось приключений. Будь я хоть малость богаче, выбрал бы что-нибудь поприличнее.

Но, увы, я вновь обеднел с того самого вечера, когда погиб старик Бомон. За пять ночей, что предшествовали этому событию, я не успел свыкнуться со своим финансовым благополучием и быстро вернулся к привычкам голодранца, выбору в духе Корнеля note 45и рассуждениям типа «мескаль-или-сэндвич». А потом, когда мне отказали в пособии по безработице, прости-прощай, корнелиевский выбор, прощай, мескаль, и здравствуйте, сэндвичи! И так вот уже почти год. Эта беда свалилась на меня как снег на голову. Мне даже пришлось поработать. Целых два месяца. Аниматором в телефонной службе «Минитель роз». Чтобы оплатить этот билет в оба конца.

Похоже, я угодил в самый сезон муссонов. Париж сегодня утром был серым и пасмурным — вы представляете, это двенадцатого-то июля!