Вадик Сено - Белый принц

Профессор остановился и неожиданно заглянул ей в глаза.

Вот ты, Рита. Зачем ты вчера укололась? Я знаю, что ты делаешь это не первый раз. Но все же? Почему вчера? Ты видела такой красивый сон, а у тебя они не часто. Тебе же обычно снятся кошмары. Раздавленные тела, убийцы, призраки, тошнота, насильники, весь спектр человеческой грязи. Один раз за очень долгое время ты увидела красивый сон. И что? Ты не поверила. Ты привыкла к темноте, ты заставила себя забыть о свете. Я знаю, так легче. Слабый человек всегда примыкает к чему-то. Заучивает библию, верит в науку, заливает свой мозг алкоголем. Ты слабая девушка. Ты не можешь найти свое место в этом мире. Эволюционные силы давят на тебя. Умри. Умри. И все, все что ты можешь сделать в ответ — это еще раз уколоться? Какая все же злая шутка жизнь для таких слабых людей как ты.

Профессор засмеялся.

А ведь в этом что-то есть. Ты же хороший человек. Очень хороший. Тебе не нравится причинять вред другим людям, тебе больно от этого. Таких людей не так много. Но ты ведь знаешь, что означает «не так много»? Это означает, что ты ошибка. Природа ошиблась, сделала тебя необычнее других, слишком другее других, ты не можешь прижиться здесь. Тебе здесь не место. Ты забыла, что человек — животное, и законы природы, включая борьбу за выживание, естественный отбор им не чужды. Твоя мягкотелость приносит вред не только тебе самой, она чужда обществу. Весь смысл общества — соединение по общим признакам. Мы еще не научились жить в высоко-индивидуалистическом обществе, и, быть может, никогда и не научимся. Ты опасна для нормальных людей, ты можешь показать, что те ценности, которые есть у других людей не единственны, тот способ мышления, которым нас наделила природа возможно не самый верный, а та модель счастья, которую мы несем в себе не самая оптимальная.

Ты же сама прекрасно знаешь . Если бы все были такими как ты, мы бы уже вымерли.

К Рите подскочил худощавый парень. Все, лекция закончилась. Пошли, пообедаем.

Опять еда. Каждый день одно и то же. Меня это убивает. Сейчас я возьму два блинчика, полторы ложки сметаны, чай с одной долькой лимона, полторы ложки сахара. И так день за днем, каждую неделю в течение пяти лет. С возрастом мы себя так сильно заполняем обыденностью и привычками, что на новые ощущения у нас попросту не остается времени.

Рита кивнула.

Почему нас сделали такими постоянными, никак не могу понять. Физика, конечно, против физики не пойдешь. Но материальный мир, почему он такой материальный ?! Я рисую, каждый день рисую, у меня получается все лучше. Меня пригласили участвовать на выставку молодых художников. Это уже что-то. Там есть два персонажа — самые известные современные художники, по мнению еще одной модной глянцевой обложки. Я тут недавно подсчитал, что учусь рисовать уже пятнадцать лет. Ну, бывало, отходил от всего этого, но возвращался, и видит Бог, было мне больно, я бросал два раза сильно, думал навсегда. И научился я рисовать за все это время? Рисовать… картинки. Я когда сажусь за чистый лист уже знаю, что никогда не смогу передать то, что у меня в голове. Та красота, которая доступна мне и только мне, я могу нарисовать что-то кощунственное, отдаленно напоминающее тот идеал. И это отбивает у меня любую охоту что-то делать. Зачем, если изначально я не обладаю способностью передавать свои образы, если посмотрев на мою картину… на мой рисунок никто не будет чувствовать то, что чувствую я, когда создаю это?

Я извиняюсь, что на тебя так выплескиваюсь. Знаешь, с тобой всегда приятно поговорить, ты умеешь слушать и как бы это сказать… вслушиваться, что ли?

Рита улыбнулась. Я просто много молчу. Если бы разговор с самим собой не считался в этом обществе странным, тебе вообще не нужен был бы собеседник. Мне нравятся твои картины, Коля. Действительно. Так что не дави на себя так сильно.

Я знаю, у меня что-то есть. Что-то. Но у меня часто такое ощущение, что кто-то заложил мою голову размером с вселенную в крохотную черепную коробку человека. Я хочу делать все, хочу летать, говорить по-японски, сочинять стихи, разгонять протоны, изучать историю… вместо этого мне приходится по десять часов в день сидеть и набивать вот эту руку. Столько интересного проплывает мимо, а я даже не вижу этого. А если я не успею? Не успею оставить хоть какой-то след во всей этой суматохе? И насколько важен этот след? Может верить в дзен, верить в необходимость веры в себя? Этот извечный спор о ценности движения и цели никто никогда не мог решить.