Алексей Синиярв - Бляж

— Пошли, ну его к херам.

Быстрым шагом перешли дорогу и пошли прочь, оглядываясь. Пьяный, шатаясь, бежал сзади и орал во всю глотку:

— Иваныч! стой, падла, Иваныч! Ты будешь наказан!!

Размахнувшись, он швырнул канистру, которая не долетела до нас всего ничего и с грохотом покатилась по асфальту. Затем, разорвав до пупа и бросив в сторону спортивную куртку, он довольно резво побежал, топая ножищами.

Сначала мы бежали посмеиваясь, но здоровья сибиряку было не занимать и за дело пришлось браться уже всерьез. Веселье куда-то улетучилось.

— Разбегаемся, — скомандовал Маныч и свернул в сторону. Мы с Леликом разделились и, немного отбежав, стояли, держа в виду друг-друга.

Преследователь, потеряв нас из виду, плача и выкрикивая что на ум придет, стал со всей силы сначала пинать сиротливый «Жигуленок» у обочины, а затем и лупить его с размаху по капоту и крыше, потом настала очередь садовой скамейки, вырванной из земли, переломленной буквально пополам и заброшенной в кусты.

Демонстрация собственной мощи убеждала его сделать что-то более выдающееся, но не прошло и пары минут, как прочесав растущие вдоль дороги деревья фарами, резко тормознул «луноход» и из его чрева повыпрыгивали мордастые мужики, сверкая пуговицами. Оглоушеный кедровочкой, демонстративно принял стойку и запрыгал по-боксерски на носках.

— Ну ёбни меня, ёбни! — заорал он, качаясь из стороны в сторону и поводя перед носам кулачищами.

— Что, здоровый, да? — рявкнул зашедший сзади мент и всадил хулигану палкой по почкам. — Мы тебе мигом здоровье убавим.

Профессионально обработанный в три палки и шесть ног, карамазовец был затолкан в дверцу с решеткой, и машина так же бодро как и примчалась, рванула с места, навоняв бензином.

Перекурив происшествие, и, постановив, что надо меньше пить, решили отправиться на пляж и там дождаться начала дня и открытия пирожковых, блинных, пельменных и закусочных, автоматов с газировкой и вином, бочек с пивом и квасом. Мудро вечера утренее.

Курортная столица, как и любая столица, успела изрядно утомить. Всего хватило буквально за один день. Всё, что могло быть уже заранее надоело, как зеленое яблоко, с одного укуса набивающее оскомину.

А если подумать, что впереди еще не один час на «переправе» до родных берегов… Нам бы только ночь продержаться, а уж день-то мы, Бог даст, проспим.

Небо начало на глазах сереть, быстро взрослеющий рассвет в два счета смел паутину тумана, висевшего над морем, где-то далеко, из воды выскочили и заплясали чертиками лучи, и не прошло и мгновения, как солнце буднично принялось за инвентаризацию оставленного на ночь хозяйства, навязывая ему потягивающие тени.

Пляж, безразмерно тоскливый от отсутствия людей всё же еще не ожил и был похож на пропойцу с похмелья. У кустов поблескивали пустые бутылки, заляпанные песком у горлышка, чьи-то следы заплыли от сырости и ночного ветерка, а в утренней медленной воде полоскались два измученных презерватива.

— О, как трудятся, — сказал Маныч, кидая окурок в море, — аж шкурки летят!

Минька дрых в сумраке спортзала, разбросав по мату длинные ноги. Когда мы дружно завалились почивать, нещадно хлопая матами, он проснулся и сел, хлопая глазами.

— Длинный, ты когда прилунился?

— На последнюю шаланду успел, — недовольно сказал Минька, закуривая бычок из консервной банки.

— Скороход.

— А нам чуть по башке не надавали.

— Жаль, что чуть.

— Ну что? Потёр пупочек?

— Миня, только честно: поперек?

— Женюсь, — сказал Минька.

— Любовь до гроба, дураки оба.

— У нее в Нормандии свой винный заводик, петя, — скучно сказал Минька, заваливаясь на спартанскую постель. — Дом в Лионе и квартира в Париже. Может и не миллионерша, но…

— А мужа нет.

— Как вы догадливы, профессор!

— А что? попробовала дурака русского, конечно! Чего эти лягушатники картавые, только бургонское жрать.

— Рассказывай шустро, а то по шее надаём.

— Повела в свои интуристы, — обстоятельно начал Минька, позевывая. — Чебурыле у ворот отпрайсовала. Лифт скоростной. Ковры. Батл темного стекла, ананасы — превратим село в культурный центр. Я даже бояться начал. Не бывает так, верно? Она прямиком в ванну, я нахально пол-стакана засадил, сигарку ее тонкую зажег, а самого, натурально, колотит, типа шляп сыми.

— Волнуешься.

— Волнуюсь. Она всё не идет, полоскается, понимаешь, как рязанская баба. Я еще пол-стакана.

— Волнуешься?