Алексей Синиярв - Бляж

Невысокая, в узком белом платье, с навсегда мелкими кольцами бараньих волос, с теми самыми в пол-лица вафлищами и прочими омерзительными негритянскими подробностями… Чернокожая инопланетянка смотрелась блэк энд уайт и завороженный Миня пошел на нее будто на пение сирен.

Что он ей говорил со своим тэйк э пэн, оупен ё бук?! На каком вавилонском он изъяснялся, если негра даже смеялась? И пошла с ним танцевать. И танцевала подряд два танца, а во время второго, они, первоклашками взявшись за руки, прошли через зал и вышли из ресторана.

— Э! — удивленно покачал головой Маныч.

Выходим на международные орбиты. Сдавайся, враг, замри и ляг!

Обсудив черное будущее минькиного счастья, мы решительно лишили его доли на съестное и спиртное, уничтожив то и другое в два присеста между потными танцами. В партнершах проходили соседки, сидевшие почти локоть к локтю, спина к спине.

Дамы, если так можно выразиться, экзальтированно взвинченные югами, колхозным здоровьем и вином «Анапа», танцевали лихо, фальшиво хихикали и навевали дикую тоску. Сменив шило на мыло и не заметив разницы, в очередной краковяк я остался сидеть за столом, потягивая «Буратино» и вяло наблюдал за выбором Миньки и Лёлика, переметнувшихся на более дальние орбиты. Их вариант был тем же среднестатистическим, делённым на среднеарифметическое.

Как это обычно бывает, пьяная суета и маскарад неживых лиц быстро утомили. Рассчитавшись, мы вышли на свежий воздух и оживленную улицу, по вечернему разнаряженную по самому предпоследнему писку.

Маныч, однако, из спортивного или какого другого интереса склеил-таки одну из теток в шифоне и удалился, поддерживая ее за локоток.

Город потягивающим кошачьим шагом приступал к ночной жадной жизни, принюхиваясь ко всему что дышало и двигалось.

Мы с Леликом бесцельно болтались по набережной до гудения в ногах, пока не забрели на пляж, не угомонившийся и после полуночи. То тут, то там мелькали огоньки сигарет и слышался смех.

Мимо нас прошли три девушки. Три на два не делятся. За ними, пошатываясь, брел лобастый парень, загребая песок кроссовками.

— …А я говорю, накажу, — бормотал он сам для себя. — Земляки, — остановился парень, завидев нас, — дайте человеку за-ку-рить.

Глубоко затянувшись, с кривой, всё понимающей улыбкой, он пропел, сведя глаза к переносице:

— А у меня кедровочка… Зелен терем, зелен ясный. Семьдесят, как в аптеке. — Парень поднял указательный палец, будто прислушиваясь, потом поднес палец к виску, сказал «бах» и дурашливо рухнул на песок. Тотчас поднявшись, по-петушиному похлопал себя по бедрам, крикнул: — Щас! — и убежал, пошатываясь.

— Пойдем-ка, — предложил я, — зачем нам напряги.

Не успели мы отойти на несколько шагов, как раздалось зычное «погоди!» и с алюминиевой канистрой литров на десять на вытянутой вверх руке, нас догнал тот же облом в спортивном костюме. Открутив крышку и налив в нее из канистры он поднес мне под нос:

— Чуешь?

— Чую.

— Понужай!

— Без закуси?

— Кедровочка, — укоризненно попенял парень. — Глянь! — крутанув канистру винтом и запрокинув голову, он влил в себя несколько глотков крепчайшей настойки.

Я выпил то, что было в крышке. От спирта выступили слезы на глазах и обожгло горло, высушив язык.

— Сибиряк, — ударив себя грудь и нависнув над нами гордо сказал парень. — Эта вторая — подняв канистру похвастался он. — Собственноручный рецепт. Давайте поорём, — предложил он.

— ???

— Проораться надо, — сказал парень, попытавшись сделать серьезное лицо. — Здоровье подзарядить.

— А-а-а, — заорал он, приставив ладони рупором ко рту.

— А-а-а, — заорали и мы во всю дурь легких.

Одна звезда не выдержала, закачалась, и, порвав тонкую ниточку, которая ее держала, рухнула вниз, подогрев море на пару градусов.

Неожиданно прямо на нас вышел Маныч, держа в руке свою легкую курточку.

— О, явление Христа народу, — удивился Лелик.

— Кто таков? — шатаясь, проревел вконец захмелевший сибиряк.

— Иван Иваныч Иванов, — сказал Маныч.

— Это наш, — попытался успокоить я.

— Ты за белых или за красных? — толкнув Маныча животом выговорил пьяный.

— Я за мир во всем мире.

— Тогда выпьем, — предложил любитель поорать и взмахнул канистрой в сантиметре у лица Маныча.

— Я уже, — сказал Маныч.

— Тогда, Иваныч, будем бодаться, — и набычив голову, сибиряк попытался ударить ею Маныча в живот.

Маныч сделал шаг в сторону и толкнул ладонью в коротко стриженую башку. Пьяный сел пятой точкой на асфальт и бормоча «Иваныч, щас» стал приподниматься. Мало соображающего дурня толкнули еще раз, придержав голову, чтоб не ударился об асфальт.