Роман Дих: Песни с темной стороны

— Ну, за сына! — отец опрокидывает в нутро очередную стопку и заедает холодцом, а мама заботливо подкладывает сыну салатика.

— Орла, ишь какого орла вырастили! — поддакивает другу Михаил, смотрит на Андрея заплывшими глазками, и тому на душе как-то… Будто свинья ожила и заговорила… Как-то странно… Может, от того, что Света, сидя напротив, уставилась на дядю Мишу брезгливо так…

— Что ж невесту-то не привёз показать? — мама раскраснелась от выпитого, повеселела, с истинно материнской любовью на сына смотрит, а тому аж неудобно. Не рассказывать же ей, что хоть с Каринкой второй год живут, но и со свадьбой-то пока повременить решили, а уж с рождением ребёнка тем более.

— Когда внуков-то нянчить будем, сынок? — мама всё не отстаёт, и в сыне поднимается ехидное что-то, кто-то внутри словно подмывает рассказать, как Карина недавно озабоченно объявила ему о своей беременности. А ребёнок им сейчас ни к чему, ещё полностью на ноги не встали, вон только кредит взяли на машину, а тут «залёт». Нет, надо попозже.

И когда в тот вечер он вернулся домой из офиса, Карина сидела на кухне, закутавшись в плед, огромная чашка кофе стыла перед ней. И только глянула на него, он всё понял, походил немного по квартире. «Каринино жилье, хоть с этим всё нормально, с жильём-то» — и молча снова вышел, и двинул, на ходу созваниваясь с друзьями, в ночной клуб. Абсент, много абсента и жжёного сахара, и «спиды» пару раз по ноздре пускал — всё, чем мог заглушить боль о не рождённом ребёнке. И потом его долго били какие-то, за то что вёл себя… Он не помнит… Очнулся дома, на полу, друзья всё же отвоевали его и домой доставили. Взял больничный на неделю, чтобы синяки сошли, перед шефом пришлось слёзно оправдываться, врать о неожиданно приключившемся недуге и заверять, что искупит свою «вину», болезнь то есть, честным и добросовестным трудом на благо родной фирмы. Всю ту неделю он слонялся по квартире, с Кариной они вели себя так, словно ничего не произошло, никаких абортов, гулянок и прочего.

Да, в сознании Андрея мелькало всё это рассказать («Расскажи, расскажи! — хохотал кто-то в душе, — они тут все ебанутся!» — и ещё пуще заливался хохотом).

— Может быть, покурим? — Светлана трогает его за руку, словно искры пробегают по Андрею, и пламя кидается вначале в голову. Он краснеет как пацан.

— Ишь, тоже травиться! — мама заквохтала как курица, и Андрей ощущает неожиданно какое — то омерзение к ней, словно не мать, а…

— Пошли, что же…

— И я с вами, — свиноподобный дядя Миша шумно выбирается из-за стола, по пути опрокидывая на скатерть пару фужеров, и мама вполголоса ругается.

Тихий сентябрьский вечер, окна веранды родительского дома открыты, и ветерок доносит с улицы аромат увядающей листвы и гомон играющей где-то по близости ребятни. Света прикуривает длинную сигарету:

— Смешные они у тебя.

— Кто?

— Родители твои. — И у Андрея вспыхивает глухое недовольство: как так можно о его родителях?

Дядя Миша тоже недоволен, угасающее пьяное сознание пытается воспротивиться тому, что о его друзьях отзываются нелицеприятно, да ещё в открытую:

— Ты-ы, эта… пгди… — и это всё, на что его хватает.

— Зачем ты о них так? — Андрей пристально смотрит на собеседницу, а внутри почему-то осознаёт, что права она — смешные и… и глупые. И вообще, припёрся вот он в этот «родной» городишко, и какого, спрашивается? Карина отказалась ехать наотрез, им скоро в Египет, он вот решил проведать стариков, столько не был, для проформы лишь… Возмущённый дядя Миша, пыхтя что-то себе под нос, удаляется вглубь дома.

— Света, а ты сама откуда? — Андрей пытается сменить разговор. Та смеётся неожиданно басом:

— Да тут… Неподалёку от вас.

— А чем занимаешься? — странно, за несколько часов непринуждённой застольной беседы задать подобный вопрос ему не приходило в голову.

Снова басистый хохот в ответ:

— Скоро узнаешь! — изящная рука с перстеньком берёт его ладонь, и словно ток пробегает по ней, и возникает сугубо мужское желание, а Света замечает это, и начинает торопливо говорить, и каждое слово её вонзается в мозг Андрея, и каждому слову он послушен. И чётко уже осознаёт, что те, в комнате, со своим мещанским мировоззрением, они абсолютно чужие ему люди. Ну, и что, что родители? «Родили, выучили, выкормили» — вспомнилось с раздражением, как не раз говаривали они ему в юности, пока не уехал к херам из этого городишки в нормальный, большой, где так много перспектив. А Света всё продолжает говорить, и эти слова вливаются в Андрея уже на подсознательном уровне. И они быстро, единым порывом повалились на дощатый пол веранды, Света лишь задрала подол своего элегантного платья, а он расстегнул брюки.