Юко Цусима - Смеющийся волк

Он направился к выходу из вокзала. Я поспешила за ним.

— Но у меня ведь всего тридцать иен! Что я на них куплю? По правде говоря, мне и на билет-то не хватит. Может, и так сойдёт?

Мицуо обернулся ко мне с вымученной улыбкой:

— Да ведь так сразу видно: девочка убежала из дому. Не волнуйся, это у тебя только тридцать иен, а у меня по сравнению с твоим запасом денег куры не клюют. Только, конечно, я имею в виду подержанную одежду — на новую-то не хватит…

Я успокоилась и согласно кивнула. Конечно, нельзя было отправляться в путешествие в моей матроске да ещё со школьным ранцем.

Мы выбрались из здания вокзала не через главный вход, а через боковые двери. Быстро стемнело, и в вечерней мгле ничего нельзя было толком рассмотреть. Какие-то чёрные мужские фигуры стояли в проулке, прислонясь к стене. Некоторые курили, сидя на корточках. Мне казалось, что все они исподтишка смотрят на меня, когда я прохожу мимо в новенькой школьной матроске. Сверху над нами тянулись через эстакаду железнодорожные пути, и, когда проходил поезд, силуэты этих мужчин, да и я сама, — все слегка подрагивали при тусклом свете оголённых электрических лампочек. Под эстакадой плавал, слегка закручиваясь, словно клубы дыма, и оседал слоями какой-то особый запах, принесённый ветром.

Совсем оробев, я правой рукой ухватилась за пояс Мицуо и шла за ним, низко опустив голову, чтобы не встретиться взглядом ни с кем из тех мужчин. Для Мицуо это место, похоже, было не в новинку: он шагал уверенно, как днём. Выйдя из-под эстакады, мы оказались перед рядами лотков-каталок со всякой всячиной. От ацетиленовых ламп поднимались чёрные струйки дыма, так что чад ел глаза. Подвыпившие мужчины и женщины прогуливались туда-сюда, иногда обнимались или ругались. Были и такие, что плакали и блевали, сидя прямо на земле. Среди продавцов у лотков было много женщин, да и дети торговали чем придётся. На одних лотках продавали выпивку и еду, на других старые журналы, ношеную одежду, подержанные принадлежности для письма, копирку, бельё, бамбуковые плетёнки и ещё бог знает что. На лотке с одёжками мирно спал маленький мальчик. Он, конечно, не продавался. Противного нищего старика, завернувшегося в газетные листы, так и хотелось пнуть ногой. Улица была вся усыпана мусором, и кое-где виднелись нищие, рывшиеся в мусорных вёдрах — должно быть, в надежде чем-нибудь поживиться. Горланили песни пьянчуги: на тротуаре в сторонке пристроился только что приехавший из деревни смуглый старик, как видно растерявшийся, не зная, куда ему податься. Сновали какие-то молодые люди со свирепыми физиономиями, в широких рубахах-алохах и в тёмных очках, которые они не снимали и в эту вечернюю пору. Какая-то девочка всё ходила по панели, приговаривая: «Не купите ли мне цветочки, мужчина?» На вид она была, может быть, и младше, чем я. Вокруг бегали грязные босоногие ребятишки в лохмотьях. Я никак не могла понять, что она здесь делает в такой поздний час.

Я вспомнила слова мамы о том, что в Синдзюку и в Уэно до сих пор есть очень опасные места и поэтому ходить туда ни в коем случае нельзя даже днём. «А уж в Сибую и в Икэбукуро тем более!» — предупреждала она меня.

Тот универмаг, где было кафе-мороженое, находился в районе Нихонбаси. Там, наверное, было безопасно. Я помнила, как мама вызывала на время из своей родной деревни девушек лет семнадцати-восемнадцати жить у нас и помогать по дому, когда братец был ещё жив. Одна из тех девушек, Суми, повадилась развлекаться по ночам. Уходила из дому в ярких, кричащих платьях и возвращалась очень поздно. Мама её за это ругала и в конце концов отослала обратно в деревню. Представляю себе, как круглолицая хорошенькая Суми расхаживала по этим ужасным улицам в своей юбчонке парашютом по последней моде, с лентами в волосах и мурлыкала под нос песенку… Тут её, наверное, и сцапал кто-нибудь из этих страшных молодчиков в тёмных очках.

Наконец Мицуо остановился, причём не у тележки на колёсах, а у какой-то хибары, внутри которой были расставлены лотки. Лавка была довольно большая. Повсюду, на трёх стенах и на лотках была развешана и разложена старая одежда — от мужских джемперов до цветных рубашонок для младенцев. Грудой были навалены заношенные джинсы, приобретённые, как видно, у американских солдат из оккупационного корпуса.

— Привет! — сказал Мицуо, обращаясь к хозяйке, и попросил, показывая на меня:

— Подбери, пожалуйста, подходящую одёжку для этой девочки. И лучше бы не женскую, а мужскую. Ну, брюки, рубашку, пиджак, шапку. И, если есть, поищи ещё пакет — положить её форму.