Джек Керуак - Сатори в Париже

Все это на вычурном французском, и он ответил «Хорошо сказано, с таким красноречием и изяществом, которые редкость в наши дни» (и тут мы вроде как подмигнули друг другу, потому что почувствовали что готовы погрузиться в словесные дебри словно парочка надутых мэров или архиепископов, потехи ради и чтобы испытать меня в знании формального французского), «и позволю себе заметить, перед лицом семьи и друзей своих, что вы ни в чем не уступаете тому своему кумиру, в коем черпаете источник своего вдохновения» (que vous êtes l`égale de l`idole qui vous à donnez votre inspiration) «если мысль эта будет вам утешительна, вам, кто, безо всякого сомнения, в этом утешении не нуждается, будучи окружен взыщущими вашего слова».

Подхватывая на лету: «Но, certes, мсье, ваши слова, подобно цветистым колкостям, кои Генрих Пятый Английский обращал к бедной маленькой французской принцессе, в присутствии его, прошу прощения, ее дуэньи, и не с целью оскорбленья, ибо, как говорят греки, возложение пропитанной уксусом губки в уста не является жестокосердием, но (как, опять таки, известно в Средиземноморье) испытанным средством от жажды».

«Конечно же, выражаясь таким образом, я должен весь обратиться в молчание, в малодушной неспособности своей осознать всю степень собственной вульгарности, но, скажем так, я нахожу поддержку в вашем доверии к моим недостойным усилиям, и все благородство нашего словесного обмена наверняка оценено херувимами небесными, и даже более того, благородство пакостное такое словечко, и ныне, перед тем как – что–то я утерял нить собственных рассуждений, мсье Керуак, вы обладаете столь совершенным превосходством, что превосходство это заставило меня позабыть обо всем, о семье, о доме, о домочадцах во всяком случае: — говорите, губка с уксусом убивает жажду?»

«По словам греков. И, если я продолжил бы свои тщательные объяснения, ваши уши утеряли бы то никчемное выражение в коем они пребывают ныне – Вам необходимо, не перебивайте меня, послушайте - »

«Никчемное выражение! Вот оборотец для главного инспектора Шарло, дорогой Анри!»

Французского детективщика не интересуют ни мои никчемности, ни мои мудрености, но я просто пытаюсь дать вам стилистический образец того как мы разговаривали и что при этом происходило.

Конечно же, мне страшно не хотелось покидать это милейшее изголовье.

К тому же тут было так много коньяка, хотя конечно я мог бы выйдя запросто купить себе коньяку сам.

Когда же я рассказал ему о лозунге моих предков, ‘”Aimer, Travailler et Souffrir» (Любить, Трудиться и Страдать), он сказал: «Мне нравится та часть которая про Любовь, что же касается Труда то у меня от него грыжа, а Страдания – достаточно посмотреть на меня сейчас».

Прощай, брат!

P.S. (А щит был такой: «Голубой с золотыми полосками, с тремя серебряными гвоздями»)

В оригинале: Из «Armorial Général de J.B.Riestap, Supplement par V.H.Rolland: LEBRIS DE KEROACK – Canada, originaire de Bretagne. D`azur au chevron d`or accompagné de 3 clous d`argent. D : — AIMER, TRAVAILLER ET SOUFFRIR. RIVISTA ARALDICA. IV, 240 »

И старый Лебри де Лодеак еще обязательно встретится с Лебри де Керуаком, и так будет пока один из нас, или мы оба, не умрем – И тут мы, напоминаю я своим читателям, возвращаемся к тому же: К чему менять свое имя, если вам нечего стыдиться.

34

Но я был настолько очарован старым де Лодеаком, к тому же на рю де Сиам не было такси, что мне пришлось мчаться с моим 70 фунтовым чемоданом в руках, меняя постоянно руки, и я опоздал на свой парижский поезд, подсчитайте–ка, на три минуты.

Мне предстояло проторчать в привокзальных кафешках восемь часов до одиннадцати – Я сказал вокзальному стрелочнику «Вы хотите сказать, что я опоздал на этот парижский поезд на три минуты? Что это вы бретонцы задумали, отпускать меня не хотите, что ли?» Я спрыгнул на пути, подошел к тормозным буферам и нажал на масляный клапан, посмотреть сработает ли — сработало, так что теперь я с полным правом мог написать письмо (вот бы они удивились) тормозным кондукторам Южной Тихоокеанской, теперь они наверное уже мастера и ветераны, что во Франции это делают по–другому, что похоже слегка на похабную открытку но зато чистая правда, но черт подери я потерял фунтов десять пока бежал от ресторана Улисса Лебри до станции (целую милю) с этим чемоданом, ну ладно, забудем, я оставлю чемодан в камере хранения и буду пить восемь часов Но, отстегнув свой чемоданный ключик фирмы Мак–Крори (если точнее, марки Обезьянья Отмычка), я понимаю что слишком пьян и безумен чтобы открыть этот замок (я хочу достать свои успокоительные таблетки которые, как вы должно быть заметили, мне уже очень даже необходимы), ключик пристегнут булавкой к одежде согласно указаниям моей матери – Целых минут двадцать я стою на коленях в центре багажного отделения станции Брест, Бретань, пытаясь заставить этот маленький ключ открыть замочек, дешевый это чемоданчик все–таки, и в конце концов в бретонском раже ору “ O u v r e d o n c m a u d i t ! “ (ОТКРОЙСЯ ЧЕРТ ТЕБЯ ДЕРИ!), и ломаю замок – Я слышу смех – Слышу как кто–то говорит: «Le roi Kerouac» (король Керуак). В Америке я слышал это из недобрых уст [90] . Я снимаю синий вискозный галстук и, вытащив таблетку или две, и оставленную про запас фляжку коньяка, надавливаю на чемодан со сломанным замком (сломан только один из двух) и обвязываю его галстуком, обматываю галстук один раз, пропускаю один конец под другой, потом плотно прижимаю чемодан и, зажав один конец в зубах, сдвигаю получающуюся петлю вниз придерживая ее средним (или безымянным) пальцем, так что мне удается еще раз перекинуть второй конец туго натянутого галстука, затянуть узел, тихонечко, не торопясь, затем я опускаю свои оскаленные зубы к этому самому разбретонскому из всех бретонских чемоданов будто собираясь его поцеловать, и раз! рот тянет в одну сторону, рука в другую, и эта штуковина зажата так же крепко, как верный сынок прижимистой мамаши, или сукин сын, что одно и то же [91]