Чак Паланик - Колыбельная [litres]

– Целой жизни не хватит, чтобы познать мистические глубины этого древнего знания, – говорит Мона и опять принимается за свой сандвич. – Да, и еще, – говорит она, – принесите свое любимое горячее блюдо, но только без мяса.

И радиосканер трещит:

– Как понял?

Элен Гувер Бойль достает мобильный из своей белой с зеленым сумочки. Потом достает визитку и набирает номер, сверяя каждую цифру. В приглушенном свете маленькие зеленые кнопочки кажутся особенно яркими. Ярко-зеленые кнопочки под ярко-розовым ногтем. Визитная карточка – с золотым обрезом.

Она подносит телефон к уху под взбитым облаком розовых волос. Она говорит в трубку:

– Да, я на вашем чудесном складе и боюсь, что мне нужна помощь, чтобы найти выход.

Она наклоняется к табличке на огромном платяном шкафу, который выше нее в два раза. Она говорит в трубку:

– Я стою рядом… – она читает с таблички, – с платяным шкафом в неоклассическом стиле под Роберта Адама с орнаментальными арабесками из позолоченной бронзы.

Она смотрит на меня и закатывает глаза. Она говорит в трубку:

– Написано: семнадцать тысяч долларов.

Она снимает зеленые туфли на высоких каблуках и стоит в белых чулках прямо на голом бетонном полу. Чулки ослепительно белые, но не как нижнее белье, а скорее как кожа под этим бельем. Они непрозрачные, и поэтому пальцы у нее на ногах кажутся перепончатыми.

Сегодня на ней костюм с облегающей юбкой. Он зеленый, но не зеленый, как лайм, а скорее как лаймовая начинка для пирога. Он не зеленый, как авокадо, а скорее как авокадовый суп-пюре с тоненьким завитком цедры лимона сверху, который подают охлажденным в ярко-желтой тарелке Cristel de Sevres.

Он зеленый, как сукно на бильярдном столе под желтым шаром – именно под желтым, а не под красным.

Я спрашиваю у Элен Гувер Бойль, что такое код девять-четырнадцать.

И она говорит:

– Мертвое тело. Труп.

Я говорю, что я так и думал.

Она говорит в трубку:

– Так, а теперь – налево или направо возле палисандрового буфета Hepplewhite с резным цветочным орнаментом и шелковым напылением?

Прикрыв рукой трубку, она говорит мне:

– Ох уж мне эта Мона. – Она говорит: – Представляю себе это сборище колдунов: хиппи, пляшущие голышом вокруг какого-нибудь плоского камня, – вот и весь ритуал.

Теперь мне видно, что ее волосы – не сплошь розовые. Пряди различных оттенков, чуть светлее и чуть темнее. А если как следует присмотреться, то видны даже оттенки красного, персикового и малинового.

Она говорит в трубку:

– Ага, понятно. Если мне попадется кромвельское кресло атласного дерева с орнаментом из слоновой кости, значит, надо идти назад.

Мне она говорит:

– Господи, и зачем вы все рассказали Моне?! Мона расскажет своему бойфренду, и конца этому не будет.

Лабиринт мебели смыкается вокруг нас. Красное дерево, черное дерево, коричневая полировка. Позолота и зеркала.

Она проводит пальцем по кольцу с бриллиантом у себя на руке. Камень массивный и острый. Она переворачивает кольцо, так что бриллиант возвышается над ладонью. Она прижимает ладонь к полированной дверце шкафа. На дверце остается глубокая царапина в виде стрелки налево.

Она отмечает дорогу.

Оставляет свой след в истории.

Она говорит в трубку:

– Большое спасибо. – Она заканчивает разговор и убирает мобильный обратно в сумочку.

Бусы у нее на шее – из какого-то непонятного зеленого камня. Зеленые бусины перемежаются с золотыми. Под ними – еще одни бусы, жемчужные. Раньше я их на ней не видел.

Она надевает туфли и говорит:

– Отныне и впредь моя основная задача – держать вас с Моной подальше друг от друга.

Она взбивает волосы над ухом и говорит:

– Идите за мной.

Она проводит ладонью по поверхности столика – рисует еще одну стрелку. Дубовый карточный столик Шератон с раздвижными ножками и откидной крышкой, как написано на табличке.

Теперь – искалеченный.

Элен Гувер Бойль идет впереди. Она говорит:

– И зачем вы вообще занялись этим делом?! – Она говорит: – Вас оно не касается.

Потому что я – репортер, она это имеет в виду? Потому что я – репортер, который взялся расследовать что-то такое, о чем нельзя никому рассказать? Потому что это рискованно. Потому что я в лучшем случае выставляю себя вуайеристом. А в худшем – стервятником.

Она останавливается перед большим гардеробом со стеклянными дверцами, и я вижу свое собственное отражение у нее за плечом. Она открывает сумочку и достает маленький золоченый цилиндр. Губную помаду.