Марк Твен - Отрывочные наброски праздного путешественника

Вы можете идти по загородной дороге в раздумье, свободно мечтая, в полях и огородах, так как ни одна собака не выскочит на вас с свирепым лаем, задыхаясь от удивления, несмотря на то, что эта страна христианская и цивилизованная. Мы видели целые легионы кошек в Бермуде, но против собак население, очевидно, сильно предубеждено. Две или три ночи мы бродили по острову, исходили его вдоль и поперек, и ни разу не встретили собаки. Большое удобство путешествовать по такой стране. Кошки были безобидны в отдельности, но в массе служили большою помехой.

В конце города мы остановились у одной дачки выпить стакан воды. Владелец ее, человек средних лет, с добродушным лицом, попросил нас присесть и отдохнуть. Жена его принесла стулья и мы уселись у двери, под тенью деревьев. Мистер Смит (назовем его так, хоть это и не настоящее его имя) расспрашивал нас о нас и нашей стране; мы большею частью отвечали ему правду и расспросили его в свою очередь. Все здесь было очень просто, приятно, приветливо, все по-деревенски. Тут был и маленький ослик, и свинья, и курица на яйцах, все это тут же под рукой, привязанное веревкой за ноги, на местечке, долженствовавшем изображать из себя луг. Мимо прошла женщина, и хотя она прошла холодно и ничего нам не сказала, но переменила предмет нашего разговора. Смит сказал:

— Вы заметили, что она сюда не смотрит? Это наша самая близкая соседка с одной стороны, а вот там, с другой стороны, живет с нами рядом еще одно семейство. Теперь между нами общая холодность и мы не разговариваем друг с другом. А между тем, наши три семейства лет полтораста жили рядом, в самой тесной дружбе, вплоть до прошлого года, как ткачи, за одним станком.

— Как! Какое же страшное несчастье было в состоянии порвать такую старинную дружбу?

— Да, очень это скверно, но помочь ничем нельзя. Случилось это вот как: года два тому назад напали на мой дом крысы и я поставил на заднем дворе капкан. Обе соседки очень любили кошек. Я предупредил их о западне, так как их кошки по ночам были очень сообщительны и с ними могли случиться Неприятности, без всякого намерения с моей стороны. Хорошо. Они заперли своих кошек на несколько времени, но вы знаете, какой это народ! Скоро они перестали заботиться, и в одну прекрасную ночь в западню попался главный кот мисс Джонс и околел в ней. Утром м-сс Джонс пришла сюда с трупом в объятиях и плакала, и причитала над ним, как над ребенком. Кота звали Уельвертон, Гектор Г. Уельвертон. Это был несноснейший старый гриб, у которого было не больше принципов, чем у любого индейца. Но разве можно было убедить ее в этом? Я всячески старался утешить ее, но ничто не помогало: я, видите ли, должен был заплатить за кота! Наконец, я сказал, что кошек не скупаю. Она рассердилась и убежала, унося с собой труп. Этим окончились наши отношения с Джонсами. Миссис Джонс стала ходить в другую церковь со всей своей семьей. Она объявила, что не желает знаться с убийцами. Хорошо. Немного спустя пришла очередь миссис Броунс, той самой, что сейчас прошла мимо нас. У нее был препротивный желтый кот, с которым она так носилась, как будто они с ней были близнецами. Однажды ночью он попал головой в капкан, да так славно попал, что сразу шлепнулся, свернулся, да так и остался с капканом на шее. Таков был конец сэра Бальдуина.

— Это кошку так звали?

— Ее самую. Здесь кошкам дают имена, которые удивят вас. Мария, — обратился он к жене, — как звали этого кота, который нечаянно наелся мышьяку у Гукеров, пришел домой и был пристукнут громом и ослеп от удара, и упал в колодезь, и потонул прежде, чем его успели вытащить?

— Пестрый вот дьякона Джаксона? Я помню только окончание его имени: «Укрепляйте-форт-я-иду-Джаксон»!

— Шо! Это не единственный пример. Был тут один кот, который съел целый ящик зейдлицкой соли и у которого хватило смыслу сейчас же подойти да напиться. Смерть его считалась большой потерей, но я никогда не видел его. Но оставим имена в стороне. Миссис Броун хотела быть разумной, но миссис Джонс не допустила ее до этого. Она посоветовала ей подать в суд и требовать вознаграждения за убытки. Она пошла в суд и имела смелость требовать семь шиллингов, шесть пенсов. Это произвело большое волнение. Все соседи собрались в суд. Образовались партии. Прения становились все горячей и горячей и, наконец, разбили старинную трехсотлетнюю дружбу, передававшуюся из поколения в поколение.

Прекрасно. Я с помощью одиннадцати свидетелей доказал, что кошка самая обыкновенная, плохой породы и, принимая во внимание среднюю цену на кошек, не стоит и одной почтовой марки. Но я проиграл дело. Чего же я мог ожидать? Здесь все ведется неправильно и построено так, что когда-нибудь непременно вызовет бунт и кровопролитие. Здесь, видите ли, судьям дают несчастное, тощее жалованье, вот они и набрасываются на публику, стараясь прокормиться взятками и судебными издержками. Результат понятен. Он никогда не смотрит на правоту дела, никогда. Он смотрит только, у которого из тяжущихся денег больше. На этот раз он содрал все издержки, расходы и всякие штуки с меня. Я, видите ли, мог заплатить наличными деньгами, если бы он обвинил миссис Броун, (что и следовало сделать) то получил бы все по курсу, что он прекрасно знал.