Джеймс Джонс - Отныне и вовек

И вдруг, все еще думая об этом, он ошеломленно понял, почему она не заметила. Ей было не до того, она думала лишь об одном: как сделать, чтобы ее собственная ложь показалась ему убедительной.

Хорошо бы у нее с Хомсом обошлось без скандала, подумал он.

Когда жена утром вернулась домой, майор Хомс дожидался ее на кухне.

До Скофилда Карен добралась только к одиннадцати часам. Красивая неземной красотой раскосая смуглая метиска, заботливо оберегая ее сон, ходила по дому на цыпочках, и Карен проспала до начала десятого. Когда она наконец встала, эта удивительная женщина поджарила яичницу с консервированной ветчиной, сварила кофе, и они, две счастливые жены-изменницы, целый час проболтали за завтраком в маленькой, залитой ярким летним солнцем кухне-столовой, доверительно, как близкие подруги, обсуждая замечательные душевные качества своих любовников. Солнце, воздух — все вокруг дышало праздничным настроением летних каникул. Такого утра у Карен не было никогда, и она не собиралась им жертвовать, даже если бы Хомсу пришлось ждать до четырех часов. Ощущение праздника не покидало ее и по дороге домой.

Хомс, упрямо набычившись, сидел в кухне за чашкой собственноручно сваренного кофе.

Повышение в майоры не слишком изменило капитана Хомса. Бриджи, сапоги и фетровый «стетсон» уступили место стандартным офицерским брюкам, ботинкам и заурядной пехотной шляпе. А с начала войны, как и остальные штабисты бригады, он ходил в установленной приказом, единой для всех офицеров форме: шерстяная рубашка «хаки» и такие же брюки, заправленные в краги поверх ботинок. Но, по сути, все это мало его изменило. Что вполне естественно — прошло еще очень мало времени.

— Я желаю знать, где ты была, — сказал он, едва она переступила порог.

— Привет, — жизнерадостно отозвалась Карен. — Ты почему не на службе?

— Я позвонил и до обеда отпросился.

— А где Белла?

— Я ее на сегодня отпустил.

Карен налила себе сваренного Хомсом кофе и села за стол рядом с мужем.

— Представляю себе, как она была счастлива, — весело сказала она. — Ну что ж, раз ты все подготовил, начинай свой спектакль.

— Я желаю знать, где ты была, — повторил Хомс. — И с кем.

— Дорогой мой, я же вчера тебе говорила, — беспечно сказала она. — Мне надо было попрощаться с одним очень близким человеком.

— Не называй меня «дорогой».

— Хорошо. Я это просто так, чисто фигурально.

— Ничего ты мне вчера не говорила. — Глаза у Хомса горели, как два бриллианта, вделанные в потрескавшийся от сухости гипс. — Ты не сказала, ни где ты с ним встречаешься, ни кто он такой.

— Я не говорила, что это он.

— Это и так понятно. Может быть, ты думаешь, я ни о чем не знал? Знал. С самого начала. Более того, пока я мог, я старался ничего не замечать. Но сейчас это перешло все границы. И я повторяю: я желаю знать, где ты с ним встречалась и кто он.

— По-моему, тебя это совершенно не касается.

— Что значит не касается? Я твой муж.

— Это касается только меня, — сказала Карен. — И никого больше. Ты сейчас ведешь себя точно какой-нибудь герой Хемингуэя.

— Я могу сделать так, что это будет меня касаться.

— Вряд ли у тебя получится.

— Насколько я понимаю, ты решила со мной развестись.

— Вообще-то, я об этом не думала. Но можно и так.

— Никакого развода я тебе не дам.

Карен отпила кофе. Она не помнила, чтобы за все время замужества ее так переполняли счастье и здоровое, первобытное ощущение радости бытия.

— Ты меня слышишь? Развода я тебе не дам.

— Дело твое, — покладисто сказала она.

Хомс смотрел на нее — два блестящих глаза обреченно горели на гипсовом лице — и даже сквозь отчаяние видел, что она не притворяется.

— Может быть, я сам потребую развода, — перешел он для пробы в лобовую атаку.

— Дело твое.

— В таком случае давай решим все прямо сейчас. Я хочу покончить с этим раз и навсегда.

— По-моему, все и так решено. Ты же подаешь на развод.

— Ха! Тебя бы это устроило, я понимаю. Ни на какой развод я не подам. Разводиться с тобой я не собираюсь. А если ты сама что-нибудь затеешь, я затаскаю тебя по судам.

— Дело твое, — весело сказала Карен. — Вот мы все и решили. Никакого развода.

— Всю жизнь жить с таким чудовищем, как я, — неужели тебя радует такая перспектива? — сдавленно спросил Хомс.

— Не очень, — весело ответила она. — Но меня немного утешает мысль, что тебе придется всю жизнь жить со мной.

— Боже мой! — трагически воскликнул Хомс. — Откуда в тебе столько жестокости? И ты еще сидишь и улыбаешься! Как ты можешь?! После всего, что ты сделала! А твои обязанности перед семьей? Они для тебя ничего не значат? Мы ведь прожили вместе столько лет. Ты об этом не думаешь? А сын? Это же твой ребенок! Наш ребенок! Он для тебя тоже ничего не значит? Неужели тебе не стыдно?