Исроэл-Иешуа Зингер - Йоше-телок

— Да, — твердо ответил реб Шахне.

Ребе подался вперед в своем кресле.

— Не болтай попусту. Посмотри хорошенько на реб Нохема, который сидит здесь, перед нами, и скажи это ему в глаза.

Даен широкими шагами подошел к смуглому человеку, сидевшему за книгой, бросил на него недобрый взгляд и злобно обратился к нему, точно так, как когда-то говорил с Йоше-телком у реб Мейерла в Бялогуре.

— Открыто заявляю перед судом трех раввинов, — сказал он, тыкая острым пальцем в лицо пришельцу, — что человек, сидящий здесь, — Йоше по прозвищу Телок из Бялогуры, помощник шамеса в бесмедреше, Йоше, которого община женила на дочери Куне-шамеса и который в ночь после свадьбы сбежал от жены и оставил ее соломенной вдовой.

По лицам троих судей расползлась бледность.

— Ох, беда, беда… — тихо произнес кто-то.

Один лишь пришелец сидел все так же спокойно и прямо, как прежде. Его костлявое тело даже не шелохнулось, большие черные глаза даже не моргнули.

После даена Исроэл-Авигдор стал по одному заводить внутрь всех остальных бялогурцев. Первыми он впустил горбицких хасидов. Один за другим они подходили к столу ребе, вглядывались в пришельца и восклицали:

— Йоше! Йоше-телок!

Раввины переглядывались. В их глазах читался ужас. Только пришелец оставался спокоен. После горбицких вошли свои, нешавские хасиды. От их бодрости, бурлившей в Бялогуре, теперь не осталось и следа. Они съежились и умолкли. На все вопросы ребе они отвечали молчанием, не могли и слова вымолвить.

— Горе нам! — дрожали одни, глядя на чернобородого пришельца. Другие закрывали глаза руками.

Авиша-мясника охватило такое бурное веселье при виде человека, на которого всем было велено смотреть, что он забыл, где находится, и стал кричать во весь голос, как на бялогурском рынке:

— Вот так телок! Да это бык, не будь я еврей! — Он даже хлопнул пришельца по колену. — Йоше, черт дери твоего деда с прадедом!..

Все охнули. Исроэл-Авигдор схватил высокого мясника за шиворот и с неожиданной силой вышвырнул его за дверью. Один лишь пришелец оставался спокоен.

Наконец Исроэл-Авигдор впустил саму дочь шамеса. Отец хотел зайти вместе с ней, но габай не пустил его. Ребе привстал с кресла, чтобы разглядеть полунемую женщину. Ни на одну посетительницу он не смотрел еще так гневно, как на толстую Цивью с ее глупым смеющимся лицом.

— Отвечай, — сразу же разбушевался он, — ты стоишь перед раввинским судом, не относись к этому легкомысленно. Говори только чистую правду, чтобы на том свете тебя не пороли розгами. Подойди, хорошенько присмотрись к человеку, что сидит здесь, и скажи, кто он.

Цивья подошла к нему и захихикала.

— Хи-хи, Йоше! — смеясь, выкрикивала она. — Телок убежал… Цивьи телок… хи-хи-хи…

Ребе подошел вплотную к хохочущей женщине.

— Слушай! — крикнул он. — Чем ты можешь доказать, что этот человек — твой муж?

Цивья не ответила.

— Ты… муж… — смеялась она. — Пошли, Йоше… Бялогуру… хи-хи-хи…

Она прижалась к нему, схватила за руку. Трое судей содрогнулись. Только пришелец сидел спокойно, как будто речь шла не о нем. Исроэл-Авигдор за руку оттащил Цивью от него.

— Имей уважение! — крикнул он. — Отойди, дура!

Ребе уселся в кресло, и его стариковское заросшее лицо, до этой минуты гневное, расплылось в улыбке, в издевательской ухмылке.

— Бялогурский даен! — воскликнул он. — Был ли Йоше-телок из Бялогуры ученым человеком или невеждой?

— Он только псалмы читал, — ответил даен.

Каждый волосок в густых космах ребе затрясся от беззвучного смеха.

— Я заявляю перед судом, — сказал он, — что реб Нохем, мой зять, — великий ученый, знаток каббалы.

Судьи сидели неподвижно.

— Исроэл-Авигдор, — сказал ребе, — расскажи суду все, что ты видел и слышал от реб Нохемче, когда тот вернулся ко двору.

Исроэл-Авигдор встал перед судьями и пылко заговорил:

— В дни покаяния, перед судом трех раввинов, перед моим ребе и всеми присутствующими, я обязуюсь рассказать все, что знаю, без утайки, без лукавства, без всякой задней мысли.

Он внятно, громко, чеканя каждое слово, рассказал раввинам обо всем: о книге, в которой они нашли загнутую страницу, о том, как он пошел с реб Нохемом в микву и осмотрел все приметы на его теле. Он не пропустил ни одной детали, не забыл ни малейшей подробности. Ребе сиял. При каждой примете, которую упоминал габай, заросшее лицо ребе все сильнее расплывалось в улыбке… Остальные раввины сидели, раскрыв рты от изумления и страха. Лишь пришелец сидел спокойно, неподвижно, как и прежде.