Исроэл-Иешуа Зингер - Йоше-телок

— Ребе! — закричали веселые голоса. — Ребе!

Реб Мейерл так и подскочил на месте.

«Пришел!» — мысль молнией озарила его голову, все его тщедушное тело, которое еще с детства, с тех самых пор, как он научился размышлять, непрестанно ждало, каждый день, час и миг ждало, когда евреям будет даровано освобождение.

Но тут в комнате раздался грохот. Четверо мясников сбросили с плеч человека — плачущую женщину. Авиш-мясник прогудел своим густым басом:

— Ребе, я ее поймал!.. Дочку шамеса! Вот она, шлюха…

Реб Мейерл был так потрясен, что схватился за свой судейский стул, чтобы не упасть.

— Кто ты? — в испуге спросил он мясника.

Он не узнал Авиша, который почти каждый день приносил ему потроха — спросить, нет ли в них трефного изъяна.

Цивья, дочь шамеса, лежала на полу в комнате суда, возле двери, и не хотела вставать. Как мужчины сбросили ее с плеч, так она и лежала.

— Вставай, нахалка! — кричали люди. — Нельзя валяться на полу в суде!

Цивья не слушала их, она лежала и выла в голос.

Авиш-мясник попытался было силком поставить ее на ноги. Но раввин, реб Мейерл, не позволил ему.

— Силой не надо, — сказал он.

Раввин попытался поговорить с ней по-хорошему.

— Ну-ну, — обратился он к девушке, глядя в сторону, чтобы не видеть ее, — вставай. Не годится человеку лежать как животное…

Она не отвечала и не двигалась с места.

К ней подошла ребецн.

— Ты что, девушка, — сказала она, — совсем, что ли, стыд потеряла? Здесь мужчины. Вставай!

Цивья не ответила.

Ребецн сняла с себя широкий фартук и накрыла им полуобнаженные ноги девушки.

— Она слабоумная, бедняжка, — объяснил раввин и не позволил никому обижать ее. — Тихо! — шикнул он на тех, кто плевал в Цивью и ругался. — Еврею нельзя ругаться, Боже сохрани!

Реб Мейерл велел сходить за ее отцом. А пока, в ожидании реб Куне, он стал расспрашивать лежащую девушку.

— Скажи мне, дочь Куне, — заговорил он, — ты признаешься в том, что о тебе говорят: будто ты, не про нас будь сказано, согрешила, впала в блуд?

Девушка посмотрела на него и не промолвила ни слова.

— Молчишь! — сказал раввин. — Не отрицаешь. Значит, признаешься. Раз так, скажи перед лицом суда, с кем ты согрешила?

Девушка лежала неподвижно.

— Не бойся, — сказал раввин. — Ты в моем доме, я не дам тебя в обиду. Скажи, ты сделала это умышленно, по собственной воле, или, может быть, тебя принудили, взяли силой, против твоей воли?

Девушка посмотрела на него широко раскрытыми глазами и промолчала.

— Если на тебя напали, — нараспев увещевал раввин на мотив, на который читают Тору, — и ты звала, но твоего голоса никто не слышал, то ты невиновна, ибо пострадала, будучи взята силой. Так говорит святая Тора. Если мужчина повстречал девицу в поле и лег с ней, не делай ничего девице, ибо это — как если бы человек восстал против друга своего и убил его; ибо в поле он повстречал ее, и она кричала, и не было никого, кто помог бы ей [141] Дварим, 22:25–27. .

Девушка выслушала все это, как занятную историю из книжки, и ничего не сказала.

— Даже если на тебя не нападали, — сказал раввин, — а просто уговорили, и ты поддалась на уговоры, ты должна назвать суду имя того, кто тебя уговорил, и его вызовут и будут судить согласно святой Торе. Если он холост, его обяжут жениться на тебе, чтобы ты, Боже сохрани, не принесла в общину незаконнорожденного. Если он женат, его обяжут выплатить штраф вам с отцом за твой позор и горе и покаяться в этом великом грехе.

Девушка смотрела на него немигающими глазами. С ней впервые вели такой серьезный, странный разговор. Ей это нравилось.

Реб Мейерл нахмурил высокий лоб.

— Даже если, — продолжал он, — тебя не уговаривали, а ты сама, по собственной воле — не дай Бог такого детям Израилевым — согрешила, то есть поддалась дурному побуждению, все равно ты должна назвать имя виновника, будь то холостой или женатый человек, юноша или старик, местный или приезжий; и в этом случае суд также вызовет его и заставит либо жениться, либо выплатить штраф. Говори! Но говори только чистую правду, ибо ты предстала перед судом, а это равносильно тому, как если бы ты предстала перед Всевышним.

Девушка не ответила.

— Может быть, тебе стыдно сознаться при всех? — спросил реб Мейерл. — Ты можешь зайти в отдельную комнату. Или я прикажу всем выйти, останусь только я и еще один человек, как того требует закон, — и мы выслушаем тебя.

Девушка не шелохнулась.