Жак Стефен Алексис - Деревья-музыканты

Как раз в это время состоялось назначение нового епископа Кайеса. Церемония прошла с превеликой помпой. Архиепископ Порт-о-Пренса и примат Гаити ничего не мог поделать, ему осталось лишь расточать елейные улыбки. Впрочем, он не считал себя побежденным; чтобы укрепить свой пошатнувшийся престиж, он замыслил великолепный контрудар. В осведомленных кругах стали поговаривать, что архиепископ готовит широкую антиводуистскую кампанию, именуя ее «борьбой против суеверий». Проект довольно смелый: для его осуществления не приходилось рассчитывать на помощь правительства — там было немало приверженцев постыдного культа. Назначение американского попа епископом, шум вокруг ГАСХО, да и вся новая правительственная программа являлись частями обширного плана. Под прикрытием войны дядя Сэм пытался раз и навсегда покончить с последними остатками влияния соперничавших с ним империалистических группировок на Гаити — безразлично, будь то влияние экономическое или культурное. По совести говоря, янки никогда особенно и не доверяли гаитянскому духовенству, последнему оплоту старой Европы в стране, и государственный департамент, несомненно, приложил руку к назначению нового прелата. Архиепископ все взвесил. В конце концов, Франция далеко, действовать придется самому и без промедления. Война может тянуться долго, и ради сохранения приходов и епархий в своих руках следует оказать американцам какую-нибудь важную услугу. Монсеньор выразил желание встретиться с послом Соединенных Штатов. Посол подумал, посоветовался со своим штабом и послал монсеньору архиепископу Порт-о-Пренса приглашение на завтрак.

Тру-Кайман и О-Гайе, озера Азюэй и Кагуани, и Лаго Дольче, которое так любил наш касик Анри, и пруды дель Лимон, дель Кабальеро и дель Трухин, и все другие озера, усеявшие величественное царство Золотого Цветка [21] Золотой Цветок — королева Анакаона, поэтесса, музыкантша, танцовщица и политическая деятельница ( прим. автора ). , все они возникли из слез, пролитых богами. Быть может, люди уже успели позабыть, почему наши древние шемесские боги выплакали себе все глаза, почему река Ксарагуа навеки утратила свое счастье в Кровавый день... [22] Кровавый день — день, когда испанцы убили вождей индейских племен и Анакаону во время приема, устроенного индейцами в их честь (прим. автора). И все же озерный край полон бесконечного очарования и прелести.

Прелесть розовых и красных фламинго, взлетающих над зеленой водой. Прелесть лакомки-гутии [23] Гутия — хищный зверек, сородич мангусты (прим. автора). , мелькнувшей в чаще.

Прелесть пальм, вращающих на ветру зеленые лопасти своих мельниц.

Прелесть чернокрылых шумных каосов [24] Каос — разновидность вороны (прим. автора). , их хмельные крики среди девственной тишины.

Прелесть сочной мякоти короссолей и мамей, аромат всех плодов, прелесть всех озерных даров, всех красок саванны!

Ослепительная радость Баоруко! [25] Баоруко — река на Гаити.

В тот год во всех красновато-желтых селеньях, обступающих озеро Азюэй, царили мир и благоденствие. В Фон-де-Шен, в Глоре и Фон-Розо под взрывы веселого смеха, под шутки и песни толкли в ступах просо нового урожая. По обе стороны границы, в Фон-Раве и Дапресе, в Лac-Лaxace и Эль-Фондо люди перекликались высокими голосами горцев:

— Primo mio! Vi tu campo de maiz у tu huerta de yuccas! Que maravilla...

— Viste tu el jardin mio? [26] — Братец! Я видел твой маис и твое маниоковое поле! Просто чудо! — А ты видел мой сад? (исп.). — кричали гаитяне.

— Куманек! В этом году господь милостив! Возблагодарим дождик! — отвечали доминиканцы.

Ибо селенья в озерном крае — братья, братья, несмотря на границы, которые воздвигнуты между людьми ненавистью и историей. Да, они братья, и живут в той же дружбе, которая некогда объединяла деревни индейцев, лепившиеся в тех же местах. У народа, живущего на берегах озера, — одно сердце, в жилах течет одна кровь, та самая, которой негры обменялись когда-то с индейцами касика Свободы. По обе стороны границы живут одни и те же самбо [27] Самбо — метис, полунегр-полуиндеец (прим. автора). . Мужчины — суровые, ревнивые, мускулистые, худые, немногословные, с большими добрыми глазами и мягкой улыбкой. Девушки — меднокожие, с золотистым отливом, стройные, мечтательные, неутомимые в работе.

Урожай в тот год сняли хороший, давно уж не собирали такого. И нужно быть последним невежей, чтобы не перекинуться словом со своими братьями, живущими по ту сторону границы, не спросить, какой у них урожай. К тому же парни из Химани и Ля-Фурнии, посмеиваясь над редкими в тех местах пограничными постами, приходили в Бокан-Тикошон и Солейе поухаживать за тамошними девушками, гордыми и сильными. То же самое было в Тампе, Гуазума, Монте де лос Негрос, даже в Ля-Тринчера. И влюбленные, нежно сплетя пальцы, показывали язык самолетам из лагеря Гран-Сабана, которые кувыркались в воздухе, как взбесившиеся мухи. День за днем работали трудолюбивые руки, в полях наливались початки маиса, каждая гроздь бананов орошалась крестьянским потом, величайшей любовью был окружен каждый стручок красной фасоли, каждый стебель иньяма и каждый батат. И вот наконец наступил решающий в крестьянской жизни день — пора было людям собрать плоды своего терпеливого труда. Что скажут торговцы из соседнего городка? Почем будет ситец, эмалированная посуда, расписанные цветами стаканы, керосиновые лампы, сахар, соль, мачете, земледельческие орудия? Что нового скажет жизнь в этом году? Что скажет завтрашний день?