Иннокентий Федоров-Омулевский - Шаг за шагом

-- Кто приехал? -- переспросила Лизавета Михайловна, вся вспыхнув почему-то.-- Какой ты, Саша, вздор говоришь! -- прибавила она недовольно.

-- Да вон тот вежливый человечек...-- ответила не без лукавства Сашенька, указывая пальчиком на удалявшуюся тройку.-- Не сердись, мамочка... Ну, не сердись же, мамочка! -- стала ласкаться она к матери, заметив у нее серьезное лицо.

Лизавета Михайловна промолчала.

-- Ты сердишься, мамочка? Мама!--тормошила ее девочка, приняв и сама то серьезное выражение, какое умные дети так ловко перенимают у больших.

-- Ведь ты знаешь, что мамочка не любит, когда говорят глупости, зачем же ты делаешь это? -- мягко заметила ей мать.

Девочка бросилась к ней на шею и стала горячо целовать ее.

-- Ведь мне, мамочка, тебя жалко: ты отчего-то невеселая такая всегда, все сидишь дома? Не хитри, не хитри, мама!..-- заговорила порывисто Сашенька, когда Лизавета Михайловна принудила себя улыбнуться.-- А это что? А это что? -- спрашивала она, пытливо заглядывая в лицо матери и дотрагиваясь пальчиком до ее глаз, где действительно блестели теперь две крупные слезинки.

-- Пустяки, Шура...-- успокоила Прозорова дочь,-- это от солнца. Золотая ты у меня девочка! -- горячо обняла она ее потом.-- Пойдем, холодно здесь,-- и Лизавета Михайловна взяла за плечи Сашеньку, которая, уходя, как-то недоверчиво поглядывала все на глаза матери...

Совершенно довольный своей ребяческой выходкой, проезжий подъехал между тем к серенькому домику в пять окон на улицу, над воротами которого прибита была обычная, совсем полинявшая жестяная бланка, гласившая, что дом этот принадлежит надворной советнице Светловой. Молодой человек быстро выскочил из повозки и стал нетерпеливо звонить у ворот. Но ему пришлось постоять здесь добрую четверть часа, прежде чем отворилась калитка. Высунувшийся наконец оттуда бурят-работник, лениво почесывая спину, так же лениво осведомился:

-- Хово надо?

-- Наши все здоровы? -- мельком спросил у него молодой человек и, не дожидаясь ответа, торопливо пошел к маленькому флигелю во дворе.

-- Хах же псе здорова,-- ответил бурят, изумленно вытаращив глаза на приезжего.

Но бесцеремонное обращение последнего заставило, наконец, работника догадаться, что это приехал их "болодой барич из Бетербуха", как объяснил он через минуту на кухне засуетившейся "стряпке".

На усиленный стук приезжего маленькая дверь флигеля быстро приотворилась, на секунду мелькнула в ней чья-то русая непричесанная головка, затем послышалось в комнате: "Мама!.. Саша! Саша приехал!" -- и навстречу входившему уже в переднюю молодому человеку бросилась с радостными поцелуями хорошенькая молодая девушка, вся покрасневшая от удовольствия.

-- Здравствуй, Оля! Фу, как ты выросла! -- говорил взволнованно приезжий, целуя ее в свою очередь.

Не успели еще брат и сестра поздороваться хорошенько, как из соседней комнаты опрометью выбежала босая, низенькая и худенькая, совсем седая старушка, в одной ночной рубашке, и с радостными слезами кинулась на шею приехавшему сыну.

-- Голубчик ты мой! И узнать-то тебя нельзя!..-- растерянно-радостно говорила она сквозь подступавшие к ее горлу отрадные слезы и несколько раз принималась обнимать сына.

-- А где же отец? -- спросил молодой Светлов, когда мать освободила его на секунду.

-- И мы, брат, здесь налицо,-- послышался позади его бодрый стариковский голос.-- Здорово, парень!

Старик Светлов хотя и спокойно обнял сына, но сквозь суровые черты его лица просвечивала глубокая, как бы затаенная радость, а в глазах замечалось то особенное выражение, какое всегда принимают они перед набегающими слезами.

-- Каким, брат, ты, однако, иностранцем смотришь!-- говорил он, весело и самодовольно оглядывая сына,-- не узнал бы я тебя, кабы на улице встретился... Бородища-то какая!

-- А у самого-то у тебя что? Как эмигрант какой весь оброс бородой...-- радостно шутил молодой Светлов.-- А вот ты, мама, так похудела сильно. Да я на тебя еще и не посмотрел хорошенько,-- спохватился он вдруг и взял старушку за плечи.-- Постарела-то как! сколько волос-то седых... батюшки!

-- Молчи, Санька, теперь поправлюсь. Вишь, радостей-то у нас немного было, да и по тебе-то сильно уж я скучала. Как он там, думаю, мой батюшка, живет на чужой-то стороне, бедствует, поди, все?

-- Да ведь я же тебе писал несколько раз, что живу отлично...

-- Да, как же! так я тебе и поверила. Ты ведь гордец, я знаю: хоть и тошно придется, да не напишешь.

-- Эх, мать! было о чем беспокоиться,-- сказал старик Светлов, совершенно развеселившись,-- ты посмотри-ка на него хорошенько: этакие ли пропадают?